Александр Матюхин: Тень императора

Тихо было вокруг, безжизненно, только хруст снега под копытами и ногами.

Город нас не встречал, не ждал. Ему не было дела до путников, которые проникли в его владения. Город тихо умирал. Тепло покидало его дома, последние капли тепла струились по подземным туннелям и трубам, словно последние клочки воздуха вырывались из легких… снег засыпал улицы, мороз бил стекла, только ветер чувствовал себя здесь полноправным хозяином.

Доводилось нам бывать в мертвых городах, но еще ни разу, после случая в Итаане, я не заходил в город после наступления сумерек. Потому что еще не стерлись из памяти воспоминания о мертвецах, прыгающих с крыш, о безумцах, стреляющих из лука… потому что ночь — время Ловкача, и улыбка его тем ярче сверкает, чем темнее вокруг. Я это знал, и остальные знали, потому и царила тишина…

Сразу за воротами потянулись первые каменные дома и перекрестки. Я ехал чуть позади Императора, не уставая оглядываться по сторонам. Большая рыжая луна, поднимающаяся на трон небосвода, щедро дарила мне возможность посмотреть и запомнить, чтобы потом записать.

Дома. Снег с их крыш не убирали давно, даже печные и газовые трубы (если таковые имелись) завалило сверху большими белыми шапками. Уцелевшие стекла затянуты морозной пленкой, но преимущественно видны черные дыры, и кое-где, развивающиеся на ветру остатки занавесок…. И всюду распахнутые настежь двери, словно немое приглашение войти туда, в темноту, в смерть…

На крыше одного из домов лежал мертвец. Его наполовину засыпало снегом, торчали только темно-синие руки со скрюченными пальцами и часть головы — подбородок и губы. Иней осыпал его щетину. Мертвец улыбался.

— Сохрани воистину лик мой в здравии, — прошептал кто-то сзади.

Я нащупал на груди крестик и сжал его через одежду. Я верующий человек и знаю, что кто-то там, наверху, меня оберегает, причем расплачиваться с ним легко — не забывай. Ну, я и стараюсь, не забываю…

Мы прошли достаточно далеко, прежде чем наткнулись на первых безумцев. Горстка людей сидела на дороге, в снегу, и обменивалась между собой одеждами. Люди были совершенно обнаженные, их кожа отливала темно-синим, даже в лунном свете можно было хорошо разглядеть черные гематомы, синяки, покрывавшие тела. Движения людей были вялые, замедленные — они замерзали, что впрочем, не делало безумцев менее опасными.

Шмат выдвинулся вперед, на ходу обнажая меч. Я обернулся и увидел, что двое крестьян достали из-за спин луки и привычными движениями вынимают стрелы.

Заприметив нас, обнаженные безумцы стали подниматься. На ноги удалось встать троим, остальные неуклюже попадали в снег.

— Приветствую, — сказал один глухо. В руках он держал заиндевевшую рубашку в клеточку. На лице безумца застыла вечная улыбка — печать Ловкача — в глазах играли блики глубокого, горящего где-то внутри головы, огня.

— Гости у нас, — так же глухо, с тихим присвистом, словно во рту не хватало нескольких передних зубов, добавил еще один безумец. В его синих пальцах была зажата большая меховая шапка. Она бы неплохо спасла его от холода, если бы безумец додумался надеть ее на голову, — откуда путь держите, добры молодцы?

— Не твое дело, — отозвался Шмат, — убирайтесь с дороги, дайте пройти!

— Нет, — неожиданно вмешался Император, и от его голоса я вздрогнул, — заставь их рассказать, где прячется Ловкач. Они должны знать, они безумцы!

— Верно, — раздалось за нашими спинами, — давайте допросим их.

— У вас отличная шуба, молодой человек, — сказал безумец, держащий рубашку в клеточку, — не хотите поменяться? Конечно, моя рубашка ничто, по сравнению с вашими одеждами, но я могу приплатить! — он похлопал себя по голым синюшным бедрам, и улыбка его, безумная, дикая звериная улыбка, сделалась еще шире, — а, черт, я же совсем обнажен. Нехорошо вышло, перед людьми-то. Срамно.

И неожиданно он откинул голову назад и засмеялся. То был смех не человека, а дьявола, смех безумца, душу которого сожрал адский огонь. Я сжал крестик с такой силой, что кончик проткнул ткань и больно впился вне в палец. Мои глаза напряглись, я огляделся по сторонам. Я вдруг четко осознал, что мы угодили в ловушку, которую устроил Ловкач.

Он мог сделать из человека безумца, выжать его разум, но сам-то он безумцем не являлся.

О, да. Ловкач знал, что молодой Император гонится за ним. Он также знал, что мы дойдем до Шотограда, и что Император не сможет бороться с овладевшим его отчаянием… И теперь мы как мыши, угодившие в лабиринт, но не знающие об этом, и идем на запах сыра, которого, быть может, и нет вовсе, потому что в конце лабиринта нас ждет он… Ловкач.