Тиамат: Врата Славы. История Ашурран-воительницы

Смерть будто избегала Ашурран, и хоть много раз бывала она ранена, раны были неопасными. Панцирь ее покрылся зазубринами от мечей и копий, и барсова шкура, накинутая на седло, была вся посечена. Трижды убивали под ней коня, а уж сколько раз ломались копья и разлетались в щепы щиты — вообще не упомнить. И не находилось ей равного противника, ибо Дирфион на время удалился от войска, пребывая в трауре по своему умершему брату.

Наконец эльфы послали к нему гонца, умоляя явиться на выручку.

—Аки зверь рыскающий, нападает на нас синеглазая дочь людей; и нет ей достойных соперников, будто боги войны направляют ее руку. Поспеши на поле битвы и сразись с ней, ибо ты единственный, кому удавалось ее повергнуть! — сказали они.

—Один раз я пощадил ее жизнь, и оттого постигло мой народ море бедствий, — отвечал Дирфион. — Хоть не изменит это хода войны, пришло мне время довершить начатое. Пусть даже сам я паду в схватке, но не раньше, чем отомщу за смерть возлюбленного моего брата и за свой позор.

Стал он собираться на битву. Тогда явилась к нему его благородная мать, бывшая сестрой эльфийского правителя, и заклинала его так:

—Не покидай Великого леса, не оставив наследника, чтобы не прервался наш славный род. Ибо ты один остался из моих сыновей, и нареченная твоя никогда не пойдет за другого.

А надо сказать, что был среди эльфов обычай жениться на своих единоутробных сестрах, и вместе родившиеся мальчик и девочка обрученными считались еще до рождения. Так и сестра Дирфиона Дирфиэль была его невестой, и хоть не питали они друг к другу любви и сердечной склонности, почитали долгом своим стать супругами и воспитать ребенка.

И вошел Дирфион к своей сестре, и понесла она. Тем же утром оставил эльфийский витязь супругу и выступил на границу Великого леса, где кипела жаркая схватка.

Дирфион облачился в свой мифриловый панцирь с узором «летящие лебеди», взял щит с королевским лебедем, копье, меч свой славный и выехал на поле битвы на белом жеребце со звездой во лбу.

Издалека увидели Ашурран и Дирфион друг друга, и вскипела в них жаркая ненависть, и умножилась многократно против прежнего, ибо каждый из них считал другого виновником гибели нежного душою, чистого сердцем Фаэливрина. Были они воинами по натуре и призванию, и горе их обратилось в боевую ярость. Пробиваясь друг к другу, даже собственных воинов, загородивших путь, расшвыривали они безжалостно.

Сойдясь на высоком холме, ударили они друг друга копьями, и сломались копья, и разлетелись вдребезги щиты, так силен был удар. Соскочив на землю, выхватили они мечи и принялись рубиться — будто черно–белый вихрь загулял, взметнувшись. Так быстры были их удары и выпады, что нельзя было уследить глазом.

И бросали они друг другу обвинения на своем языке, не понимая каждый другого и все–таки понимая:

—Ты погубила брата моего, совратила и заставила предать свой народ! Смерть за смерть!

—Ты погубил Фаэливрина, ибо свел его со мной, а потом разлучил! Смерть за смерть!

Звенела сталь, ударяясь о сталь, и теперь вооружение их было равным, и зачарованные доспехи Ашурран прочностью не уступали мифрилу, и сабля у нее была эльфийская, что по руке пришлась из трофеев.

Но чуяла Ашурран, но рука ее уже не так тверда, как прежде, и годы молодости миновали, ведь исполнилось ей к тому времени пятьдесят три года. Нельзя уже было надеяться на умение и силу. Лишь одна только ярость питала ее, направляя руку.

Защита Дирфиона была безупречна, и никак не могла Ашурран подобраться к нему на длину клинка. Лишь одно только средство оставалось — дать ему нанести удар и ударить после. Так Ашурран и поступила. Раскрылась на мгновение, будто сделала ошибку, будто оступилась на камне, и ударил Дирфион ее мечом, и пробил панцирь, и клинок вышел, сверкая, из ее спины. Но в то же мгновение, как наносит удар умирающая змея, Ашурран ударила его мечом в бок, в сочленение доспеха.

Упали они на колени, сплетенные в смертельном объятии. И верно, была бы у каждого надежда выжить, если б вынуть клинок и перевязать рану. Но даже клещами нельзя было разомкнуть их пальцы, сжавшиеся на рукоятках мечей. И были безмятежны их лица, несмотря на горячую кровь, потоком бегущую в траву, и несмотря на сталь, язвившую тело болью, ибо были они уже по ту сторону страдания, по ту сторону желания жить.

—Я сам погубил своего брата, когда сохранил тебе жизнь и привез тебя в Грейна Тиаллэ. Заслуживаю я смерти.

—Я сама погубила возлюбленного моего, ибо не смогла скрыть от него правду. Заслуживаю я смерти.