Эльфарран - Приключения Лидии Михайловны, временно исполняющей функции музы

Но когда, расцветив ночную мглу светом фар, колонна такси подъехала к дому, то водители, здоровенные мужики с лицами молотобойцев, не сговариваясь побросали свои машины и позорно бежали, не стребовав даже оплаты за вызов. Тяжело повздыхав, жаждущие вечной жизни на прощание только помахали руками и, также быстро как и пришли, растворились в сумраке. Лишь мужичонка неряшливого вида упорно стоял на улице — весьма обрадованный резким уменьшением очереди, он, воспаряв духом, полез по проторенной дорожке в квартиру, но закрытая дверь несколько охладила его пыл.

– Не досталось, — он огорченно вздохнул и сделал попытку улечься на маленьком вязаном коврике. Из-под двери тянуло мокрым сквозняком, и, что немаловажно, запахом только что сваренных щей. Сей аромат, защекотав совершенно отвыкший от подобных изысков нос, раздразнил давно забытые чувства — он вдруг вспомнил, что когда-то и у него был дом, плита, а на ней полная кастрюля. Хотелось есть, спать; хотелось дома, уюта, женского общества. От столь неразрешимых проблем мужик, не стыдясь, тихо всплакнул, и, положив под голову свернутый коврик от соседней двери, погрузился в мечты. В них он, почему-то одетый в белый халат, руководил лабораторией экспериментальной физики… Дальше его мечты совсем потеряли всякую совесть: вот он во фраке, и сам шведский король вручает ему премию — он долго морщился, пытаясь припомнить, чьего имени та премия, но, увы, данная деталь его иллюзий где-то потерялась.

— Ну ты, нобелевский лауреат, поди замерз на площадке, — кто-то довольно грубо потряс его за плечи.

Николай Николаевич, бывший кандидат физико-математических наук, бывший образцовый муж, бывший смелый экспериментатор и генератор новых идей, переваливаясь на затекших ногах, застенчиво вполз в тепло однокомнатной малосемейной квартиры и скромно расположился в начале прохожей. Генка выглянул из кухни и молча кивнул музе, а она только указала ему на пустую комнату.

– Не беспокойся, сейчас приберусь, а там, глядишь, и роман твой закончим. Ежели всем вместе взяться, то и выйдет что-нибудь.

– А этот, его чего не взяли?

– Типун тебе на язык, — разозлилась Лидия, — живой же он, живехонек, вот только запутался немного, но с вами, мужиками, такое бывает. Поест, отоспится, и, глядишь, мозги на место встанут. Я ему тут уже и постель соорудила, — и, словно извиняясь за собственное милосердие, она добавила. — Холодно на улице, совсем замерзнет сердечный.

Генка только махнул рукой. И так у него на душе стало муторно от всей этой ночной возни, что он, даже, с неким мазохистским уклоном подумал: "Пропал роман!" До сдачи его в редакцию осталась пара часов, и Генка с ненавистью посмотрел на страницы неоконченной книги.

– Гадкие аристократы, угнетающие своих крепостных, — злобно проворчал он и, схватив ручку, размашисто начал строчить.

– Пишет, ей богу, пишет, — умилилась Лидия.

Желая увидеть окончание истории, она без особого труда опять переселилась в книгу и попала в самое пламя народного восстания. Очаровательный граф, вдруг, оказался еще и предводителем народно-освободительного движения. Размахивая вынутым из-за пазухи флагом, он в данный момент произносил пламенные речи о искоренении богатых как класса, призывая угнетенных крестьян следовать за ним на священную борьбу. Вооруженные сверкающими (словно, только сегодня из магазина) лопатами и граблями, добрые сельчане немного вяло бунтовали, согласно кивая оратору и аккуратно бросая камни в окна замка. Затем все дружно полезли по веревочной лестнице за предводителем. Веревки жалобно всхлипнули и оборвались от тяжести нескольких десятков тел. Вся толпа ухнула в пропасть вместе с графом.

Бунт задохнулся в самом начале. Но их дело не пропало даром, все новые ряды сознательных…

– Стой! — истошно заорала муза. — Это любовный роман, а не пропагандистская листовка, здесь должны царить высокие чувства. Что же ты делаешь? — она силой оттащила Генку от стола и разорвала в клочья тетрадный лист, — начинай снова…

– Конюх, нет, граф, снова полез по длинной лестнице. Тусклый свет окна манил своей доступностью, обещая целую гамму нежных переживаний. Узкий подоконник упруго уперся в его широкую грудь, и, подтянувшись, он ловко заскочил в комнату.

— Мама дорогая, — разглядев предмет своего вожделения, "гадкий аристократ" застыл на месте.

Муза насторожилась.

Прекрасная маркиза была еще довольно привлекательна: она хорошо сохранилась в свои пятьдесят лет, и была также свежа как и вчера.