Эльфарран: Повелительница Мордора

Сумрак вечной ночи трусливо прячущийся в разрушенных стенах моего разоренного королевства, едва трепещущие лохмотья выцветшего гобелена с прожженной дыркой в самой середине, беспокойный вой ящеров — да, вот примерно так я и представляла свой милый дом. Зато никто, мне более не укажет, что и кому я должна, все кончено, попробую начать жизнь заново. Вот только приду в себя, немного посплю, завтра и начну.

– Посмотрите, кто приехал! — напрасно, подпрыгивая на жестком сиденье трона, надрывалась я. — Вы что, не рады меня видеть? Валентин, да ты ли это?

Назгул подняв голову, посмотрел вверх. Шорох черного плаща, был мне незнаком. Нерешительно оглянувшись, назгул направился ко мне. Все ёще храня восторг полета, я спешно переводила дыхание.

– Ты кто? Пошла отсюда, мы ждем грозного властелина. Слезь скорее, — молодой голос, местами, сбивающийся на высокие ноты, встревожено запротестовал. Ухватив меня за ещё дымящийся рукав, назгул потянул вон с трона.

– Это мое место, и я никуда не пойду. — Я внезапно обиделась. — И это мой Мордор. — Я ткнула ему в лицо, руку украшенную кольцом. — Смотри!

Он смущенно крякнул.

– Красивая фенечка, и золото как настоящее, золой натирала?

– Да я, Эльфарран светлейшая аранель, упс, — зажав рот двумя руками, быстро сообразила, что данный титул здесь не пройдет. Начнем сначала. — Я, Эльфарран, повелительница Мордора и острова Солеа, но последнее можно отбросить.

Он отступил назад. Зацепив плащом покореженную железяку, что стояла здесь же на приставном столике, свалил её, и, пытаясь незаметно подхватить, окончательно запутался в рукавах, подбил ещё и ногой. С жутким грохотом, она покатилась к подножью трона.

– Может, хватит пинать мою корону? — Я тот час перешла в наступление. — Ты кто?

– Я, Чаки, новобранец. Бессменно сижу здесь каждый день, наш командир говорит, что это большая честь встретить прекрасную хозяйку.

– А где он сам?

– В походе — грабим потихоньку пограничные деревни. Войско кормить надо. С ящерами, так вообще проблема, подвяленное мясо нипочем не жрут, признают только свежачок. — Расчувствовавшись, Чаки тотчас выдал все планы на ближайшие годы. — Вот только приедет она, и сразу на войну пойдем.

– Скучно здесь?

– Очень, но дядя Валентин говорит, что если я буду неподвижно сидеть, то может Мордор и достоит до возвращения властелина. Я страшный неудачник.

– Это ты правильно заметил, — вертя покривившуюся корону, я прикидывала — новую теперь придется ковать, или разогнуть эту? — Слушай Чаки. Мне надо отдохнуть, ты проводишь.

– Нет, не могу, я на посту, встречаю хозяйку, — затвердил он одно и тоже.

– Ты её встретил, а теперь проводи, пожалуйста. — Спрыгнув на пол, я бросилась к двери. Она распахнулась — на пороге стояли два высоких назгула, судя по их внушительному виду, они чувствовали себя здесь хозяевами.

– Так, отдых отменяется, — я попятилась. Они тоже отступили.

Ничего не понимающий Чаки уже оправдывался:

– Повелитель Валентин. Я ей говорил, что не положено. Я не виноват. Она еще на троне прыгала! И корону погнула. Честно-пречестно.

– Элфани, милая, — тихо пошептал Ленни. — Приехала.

– Элфани, долгожданная, — также еле слышно бормотал Байрак.

– Элфани, кто это?! Ой, да не толкайтесь! Я не при чем! Я не виноват. Это все она, она. — Отброшенный точным пинком, Чаки растянулся на пыльном ковре и, всхлипывая, продолжал оправдываться в дальнем углу зала. Но кто его слушал?

Друзья взяли меня в оборот. Сотня вопросов, комплементов, предположений. Все потонуло в великом чувстве счастья встречи. Я беззаботно закружилась в черном вихре их плащей.

– Подумать только. Вот так, мне ещё никто не радовался. Что значит, вернуться домой. Даже то, что они называли меня, как когда-то Великий Саурон, мне тоже очень нравилось.

– Храни тебя святой Низя. — Байрак расчувствовавшись, выкинул беднягу Чаки в коридор. — Объяви — властелин явился. В сумерках все на торжественную клятву, и чтоб урук-хаи тоже пришли.

Радостный шум покатился по площади, воспряли духом несколько тысяч голодных глоток.

– Наследница приехала, может сегодня нас покормят!

Кое-как пристроившись на трехногом троне, что героически пострадал в ходе последней войны от рухнувшей с потолка балки, я с трудом удерживала равновесие. Трон — это слишком громко сказано, скорее, обломок черного кварца, но, стремясь придать хоть внешнее величие власти, я усиленно делаю строго-зверское лицо.