Сильнее жизни

Я выехала из леса, направив автомобиль по горному серпантину. Дорога убегала вниз: справа высились стены гор, слева море, бухты, лагуны. Ранняя осень еще не успела раскрасить природу в желто-багровые тона, чистый горный воздух врывался в открытое окно, холодя разгоряченное от слез лицо, и в этот миг мне безнадежно захотелось жить. К сожалению, мы не всегда получаем то, чего хотим. Выдохнув, я вывернула руль влево и, не сбавляя скорости, автомобиль понесся вниз. Наверное, в этот момент стоило подумать о растраченной попусту жизни, несбывшихся планах, обманутых надеждах. Вот только, нарушая негласный кодекс самоубийц, я отчаянно засмеялась, выкрикивая в приближающуюся морскую пучину: "Иди в Бездну, Люцифер! На этот раз ты проиграл!"

XXVIII

Мне не хотелось просыпаться и открывать глаза, но настойчивый голос непрерывно повторял мое имя. Ужасно болела голова и правая рука, но, подчиняясь навязчивому голосу, я приоткрыла глаза, чтобы тут же едва не ослепнуть от слишком яркого света. Отвернувшись от источника раздражения, я наткнулась взглядом на ту, кого уже и не чаяла увидеть живой.

— Лариса? Не может быть! Я сплю? — растерянно пробормотала я.

— Боюсь, что нет, сестричка, — с легкой улыбкой поспешила меня разуверить Лариса, — я — жива, впрочем, как и ты.

— Но как?

Сестра, слегка нахмурившись, не сводила с меня взгляда:

— С трудом. Или ты думаешь, у меня большой опыт по извлечению бесчувственных тел из летящих автомобилей? Совсем с ума сошла? Как ты могла на такое решиться?

— Пожалуйста, не ори на меня, — звук ее голоса заставил меня поморщиться.

— Не орать? — почти выкрикнула она, — да тебя убить за такое мало! Думала, твоя смерть что-то сможет исправить? Дура!

— Ты же ничего не знаешь! — обижено потупилась я, — может и дура, конечно, хотя нет, даже наверняка! Но что мне было делать?

— Я знаю все, — печально улыбнувшись, сказала Лариса, — девочка моя! Сколько же тебе пришлось пережить. Но теперь все изменилось — я рядом.

Она осторожно меня обняла, и тут я не выдержала: плача и смеясь, я прижала ее к себе, еще не в силах поверить, что судьба вернула мне сестру.

— Не плачь! Я с тобой, — ее голос дрогнул, на глазах выступили слезы.

Казалось, прошло много часов, пока мы сидели, крепко обнявшись, всхлипывая и улыбаясь. Солнце клонилось к горизонту, и я, утерев слезы, посмотрела в окно:

— Где мы? И только, пожалуйста, не говори, что в безопасном месте!

— Не скажу, — хмыкнув, ответила Лариса, — едва ли в этом мире для тебя найдется безопасное место. Он не оставит тебя в покое.

— Зачем я нужна Люциферу? — спросила я, без труда поняв, о ком говорит сестра.

— Этого мне так и не удалось узнать, — Лариса встала, и подошла к окну, из которого открывался изумительный вид на море и пляж, — я выиграла для нас немного времени, но долго мы скрываться не сможем.

— Черт! Что у меня с рукой? — я удивленно оглядела покрасневшее запястье, без следов странного узора. Кожа горела и чесалась и я не могла удержаться.

— Не трогай! Скоро все заживет и от Печати не останется и следа, — успокоила меня Лариса.

— От Печати?

— Тот рисунок у тебя на руке. Печать помогала ему следить за тобой.

— Не могу поверить, что все это происходит со мной. За что? Неужели Аурелия настолько ненавидела своего нерожденного ребенка, что обрекла его на такую участь?

Лариса обернулась, и посмотрела на меня. В ее глазах было столько печали и тоски, что мое сердце сжалось. Как я могла забыть, что в отличие от меня, она знала свою мать, любила ее. Смерть Аурелии не только лишило ее матери, но и семьи, клана. Она помнила, что потеряла.

— Твоя мать никогда не желала тебе зла. Она совершила много ошибок, но ты должна знать — она всегда тебя любила.

— Мое рождение принесло слишком много горя. Все, кого я знала в прошлой жизни, уже мертвы. Люцифер позаботился о том, чтобы я осталась одна.

— Ты не одна, — возразила сестра.

— Я не могу потерять еще и тебя. Моя жизнь превратилась в сплошное бегство!

— Я сильнее, чем кажусь. Ну же, девочка, поверь своей старшей сестричке — мы сможем это сделать!

Некоторое время мы сидели в полной тишине. Я колебалась, не решаясь задать интересующий меня вопрос, а Лариса выглядела целиком погруженной в себя. Казалось, ее взгляд потух, до этого ярко-зеленые глаза потускнели, зрачок и радужка утратили свой цвет, слившись с белками. Мне пришлось дважды окрикнуть сестру, чтобы ее взгляд снова стал осмысленным: