Ксения Чайкова - Светлым по Темной

Закат догорел, и с востока на небо уже постепенно наползала ночная тьма, вкрадчиво подмигивая еще неяркими жемчужинами звезд. Тоненький серпик месяца с удивленным любопытством взирал на две человеческие фигуры, рискованно забравшиеся на самый верх полуразрушенной башни. Ночному светилу было непонятно, что эти двое забыли на открытой всем ветрам площадке, когда там, внизу, льется вино, звучит музыка и полным ходом идет слегка нервное веселье.

Тройдэн снял камзол и постелил его на каменные плиты, выбрав местечко почище и поровнее. Мы уселись рядышком, бездумно глядя на постепенно темнеющий бархат небес. Проклятое платье топорщилось, развевая подолом; пришлось отказаться от излюбленной мною небрежной позы для сидения на полу и устроиться, чинно обхватив колени руками.

— Как тебе светлая делегация? — наконец нарушил философское молчание Тройдэн,

— Кошмарно, — вздохнула я, начиная выдирать из волос вуаль. Получалось не очень, но я была полна решимости избавиться от так раздражающего меня предмета туалета — под легкими вздохами ночного ветерка он противно мельтешил и трепетал перед лицом, так и норовя краем попасть в рот. — У меня возникло жуткое подозрение, что к Сэлленэру мы прибудем не в полном составе. По дороге кто-нибудь кого-нибудь обязательно сожрет — или я одного из них, или они всем кагалом меня,

— Не ешь светлых — желудок себе испортишь, — счел своим долгом предупредить заботливый Трой. — К тому же они вредны для фигуры. Кроме того… Ты уверена, что светлые едят темных искусниц?

— Нет. Но для меня они наверняка сделают исключение. Просто ради того, чтобы уменьшить количество зла в этом мире. И пусть им самим после этого будет хуже, зато всех окружающих облагодетельствуют; это ж светлые, их хлебом не корми — дай своим ближним помочь. Зачастую против желания самих ближних. Заодно и душу мою спасут, если, конечно, еще не поздно.

Мы помолчали немного, глядя на звезды и думая каждый своем. Вуаль сдалась, я выдернула ее с прицепленной к ней заколкой и, кажется, с половиной волос и теперь бесцельно комкала тонкую тряпицу в руках, время от времени напарываясь ладонью на острые грани шпилькообразного механизма крепления к прическе.

Одуряюще пахло жимолостью из школьного сада; тихо стрекотали сверчки, один раз мимо нас пролетел здоровущий ночной мотылек — стремительный черный мазок на серо-синем фоне спокойного ночного неба. Я торопливо щелкнула пальцами. С них потек, мягко переливаясь, теплый янтарный свет, и начал капать в подставленную чашечкой ладонь другой руки. Мотылек, привлеченный тихой вспышкой, с деловитым гудением закружился рядом, но, поняв, что ему здесь ничего не обломится, возмущенно взвился куда-то к луне, видимо решив, что уж ночное-то светило не будет дразниться, да и сияет оно по собственному почину, а не по прихоти какой-то бестолковой искусницы. Я невольно вздохнула, провожая крылатого гостя безрадостным взглядом. Интересно, а растет ли жимолость в Сэлленэре? Или светленькие предпочитают что-нибудь другое, более патетическое и символичное, вроде лилий, жасмина и белых роз?

— Ну чего ты такая печальная, а? — не выдержал Тройдэн. — Не расстраивайся, Дивенка! В конце концов, пять лет — это не срок, тем более для искусницы.

Я прикинула, не рассказать ли ему о своих домыслах относительно светлого Мастера, которому должна понравиться моя внешность, но потом решила, что это как раз тот случай, когда меньше знаешь — крепче спишь. В конце концов, кто он мне, чтобы грузить его моими проблемами? Не брат, не сват, не жених… Просто друг. Которого вскоре, похоже, придется потерять. И дело тут даже не в расстоянии и не в продолжительности разлуки — при желании и то и другое можно преодолеть, — а в той стене отчужденности, которая непременно вырастет между нами из-за несоответствия занимаемых должностей, образа жизни и общественного положения.

— Я не печальная, я злая. Не хочу ехать с делегацией, ведь тут даже слепому видно, что эти светлые — дикие и социально опасные!

— Отчего ты так решила? — удивился Тройдэн.

— А посмотри сам! — взвилась я и принялась перечислять членов светлой делегации, с удовольствием награждая каждого но возможности злобными и негативными характера стихами: — Искусник-стихийник, смотревший на меня, как голодный вурдалак на тухлое мясо — в смысле и есть хочется, и дотронуться противно! Рыжеволосый ученичок с поганой ухмылкой и ехидными глазами помойного кота! Стервозная девица, кривящаяся так, будто ей на золотом блюде потрошеную жабу подали! И нечто неопределенного пола и возраста, принадлежащее к светлой эльфийской расе! Ну чем может быть подобная компания, как не сборищем тайных убийц?