Элеана выгнулась и начала задыхаться. Курган заставлял себя поверить, что волнистый хрящ под нежной, испещренной голубыми прожилками кожей — ствол ионного автомата.
Лицо женщины сильно побледнело, и она начала биться в агонии. Регент прильнул к ее посиневшим губам, с садистским удовольствием ощущая, как с каждым вдохом жизнь покидает это прекрасное тело. Может, лучше ее убить? Сознание регента затуманилось от жажды крови и желания. Курган рыдал и громко звал девушку по имени. На его месте любой другой в’орнн стал бы молиться об избавлении от страданий.
Так или иначе, избавление пришло. Его окумммон активизировался, и Курган почувствовал характерное покалывание в правом предплечье. Оно становилось все сильнее и сильнее, и вот правитель Кундалы пришел в себя, едва не утонув в трясине желаний.
Его Призывали.
Громко выругавшись, регент разжал пальцы и сполз с огромной кровати. Перед тем как выйти из спальни, он положил шкатулку из белого алебастра на резной столик возле ложа.
Выйдя из лабиринта, Курган попал в небольшой портик, в высоком потолке которого имелось окно в виде глаза. Серо-коричневые лучи солнца сквозь грязное стекло падали прямо на регента. По этому странному свету было невозможно судить о времени суток.
Курган проворно вышел из островка серого света и постарался думать о другом. Например, о яд-камне, спрятанном в алебастровой шкатулке у кровати. Камень не подвел. Ньеобский паралитический гель будет действовать еще восемнадцать часов, за которые Курган решит: убивать Элеану или взять силой. В любом случае она была в его распоряжении.
Ко времени возвращения в апартаменты регент успел прийти в себя. Очень кстати, потому что Нит Нассам уже ждал, скрестив на груди покрытые броней руки. Он стоял, широко расставив ноги и полностью заслонив коллекцию оружия. Рога на биошлеме горели красным и оранжевым.
— Что ты узнал о Курионе? — без всякой преамбулы зарычал техномаг.
— Пока ничего. Так быстро ничего не узнаешь, ведь дело деликатное.
— Твои отговорки меня не интересуют.
Курган раздумывал всего секунду, решая, какую тактику избрать.
— Поскольку ты не сражался с саракконами на калллистоте, позволь кое-что объяснить. Они очень подозрительны, прошло немало времени, прежде чем меня приняли в компанию. Я не могу просто подойти и задать нужные тебе вопросы. Одно неверное движение, и доверию конец. Хотя, понимаю, ты не хочешь ждать слишком долго.
— Ты и понятия не имеешь, чего я хочу. — Нит Нассам медленно и угрожающе опустил руки. От пальцев полетели ионные искры. — Предупреждаю, я не терплю бездельников и обманщиков. Хотя именно в этом деле я не проявлю строгости, — заявил гэргон. — Впрочем, все равно не испытывай мое терпение. Ответы я рассчитываю получить в ближайшем будущем.
Курган и сам был заинтересован в быстром успехе.
— Я все прекрасно понимаю, Нит Нассам. Обещаю подготовить информацию до конца недели.
Лейти, дочь флот-адмирала Пнина, совершенно не походила на него внешне. Невысокая, темноглазая, она, правда, обладала той же решимостью, что и отец. В детстве Лейти буквально поклонялась ему и ловила каждое его слово. Девочка из кожи вон лезла, чтобы угодить отцу, обожала его и боялась. Ей казалось, он контролирует все события на Кундале. Когда Лейти исполнилось шестнадцать, она увидела отца совершенно в ином свете. В тот день он потерял обоих сыновей на Геллеспеннне и на все лады корил судьбу за то, что она оставила ему лишь дочь. Юная Лейти побледнела от ужаса и едва могла дышать. В панике она искала поддержку у матери, но та лишь молча опустила глаза. Обезумевший от горя отец продолжал проклинать дочь, потому что просто не мог смириться со смертью сыновей.
Естественно, Лейти никому не рассказывала о своих переживаниях. Истинная дочь кхагггуна, она верила, что периодические визиты отца в мастерские, где будущая оружейница училась, и позже в ее собственную на улице Предчувствий — не что иное, как неуклюжая попытка загладить вину. Так или иначе, Лейти не могла отвернуться от флот-адмирала и вычеркнуть из жизни. Но всякий раз при виде отца ее сердца болезненно сжимались.
Когда вечером после тяжелого дня Лейти увидела в мастерской отца, она снова почувствовала, что ее переполняют противоречивые чувства. Будь она мужчиной, то сейчас стояла бы рядом с отцом, выслушивая его мудрые советы. О братьях Лейти почти не вспоминала, хотя иногда видела их во сне — с расплывчатыми лицами и еле слышными голосами. Ей снилось, что она пытается заговорить с ними, однако братья не слышат. И, просыпаясь, Лейти не помнила, что именно хотела сказать. Братья умерли. О чем с ними говорить?
Читать дальше