— Миннум! — медленно и четко произнесла Первая Матерь. — Что еще вы с Сорннном СаТррэном здесь нашли?
— Госпожа?
— Хватить прикидываться! — рявкнула Джийан. Голубые глаза так и буравили Миннума. — Ты уже фактически признался. Поздно отрицать.
— Госпожа, я…
— Миннум, послушай! Мы в храме Мстительного Духа. Это святое место. Естественно, это понятие относится ко всему За Хара-ату. И, тем не менее, этот храм — святыня из святынь. Именно отсюда контролировался весь город. Ты меня понимаешь? На языке За Хара-ата святость интерпретируется как сила. — Джийан огляделась по сторонам. — Когда-то сила была здесь, и секрет состоит в том, что она никуда не исчезала. Сила по-прежнему живет в За Хара-ате, она просто дремлет, выжидая, пока все части головоломки не встанут на свои места. Тогда она и проявится во всю мощь.
Взгляд Джийан притягивал к себе, окутывал мягкой шалью. Завороженный Миннум не видел ничего, кроме нее.
— Миннум, я спрашиваю тебя во второй и в последний раз. Что еще вы здесь нашли?
— Мы и правда нашли кое-что еще. — Из глаз Миннума потекли слезы. — То, что лежало под кинжалом.
— Знаю, я поняла это, как только взяла кинжал в руки.
Миннуму было так же горько и одиноко, как в Музее Ложной Памяти.
— Теперь ты должен все мне рассказать.
«И получить по мозгам, — подумал он. — Я запутался в собственной глупости. Как, ради Миины, я мог потерять этот камень?»
Миннум вздохнул:
— Это яд-камень, госпожа. Мы с Сорннном нашли яд-камень.
Джийан закрыла глаза, а когда открыла, Миннуму показалось, что она состарилась на десять лет.
— И где же он теперь?
— В этом-то все дело, — зарыдал Миннум. — Я не знаю!
Джийан ничего не ответила, словно выжидая, когда За Хара-ат сам отомстит тем, кто имел глупость верить в то, что древняя цитадель разрушена.
— Госпожа, он… он просто исчез. Будто по собственной воле.
— Яд-камень способен на многое, и все же уйти он не может, — проговорила Джийан. — Ты представляешь, как это могло случиться?
— Госпожа, я не…
— Нет, Миннум, представляешь! Ты не терял яд-камень, его украли.
«Мстительная Миина, что теперь?» — подумал соромиант. Ведь предупреждал же его Сорннн, однако Миннум не слушал, потому что боялся даже подумать об этом.
— Миннум, — мягко позвала Джийан, — кто мог его украсть?
— Это не Сорннн!
— Конечно, нет! Ему бы и в голову не пришло!
— Тогда один из Бэйи Дас. Они помогают вести раскопки, суют свой нос в чужие дела и нечисты на руку.
— Они воруют безделушки, всякую мелочь, которую можно незаметно вынести с места раскопок. Разве ты не слышал, что тех, кого ловят с поличным, строго наказывают?
Миннум вздрогнул.
— Тогда это точно кхагггун.
— Ни один из кхагггунов не зайдет так глубоко в За Хара-ат, потому что они сопровождают архитекторов, а те боятся заходить в заброшенные храмы.
— Тогда кто?! — вскричал Миннум. — Кто мог украсть яд-камень?
На самом деле соромиант знал ответ, он знал его не хуже, чем свои грехи.
Джийан встала и по проходу между колоннами пошла к выходу из храма. Миннум был в отчаянии. С того самого момента, как пропал яд-камень, он не переставал думать о том, что следовало лучше его охранять.
Вот они вышли на площадь Недописанной Руны, и Джийан обернулась.
— Кажется, ты думаешь, что тебя сейчас накажут, — тихо сказала она.
— Совершенно верно, госпожа.
— И напрасно! Мы должны думать не о том, что случилось, а о том, что может случиться. — Джийан остановилась у каменного колодца в центре площади… — Следует предположить, что произошло худшее.
— Соромианты! — задыхаясь, пролепетал Миннум.
— Правильно! Скорее всего, они украли яд-камень. Это объясняет то, что они помешали Перрнодт колдовать на опале и смогли отравить ее мадилой.
— Госпожа, как я могу исправить эту ошибку?
— Во-первых, перестань себя жалеть, во-вторых, в следующий раз будь внимательнее. — Джийан положила руку на плечо соромианта. — А в-третьих, запасись терпением и верой. — Она огляделась по сторонам и с наслаждением вдохнула ночной воздух. — Как хорошо в За Хара-ате, Миннум! Такое чувство, что я вернулась домой.
— Мне здесь тоже нравится, и от этого мой промах кажется еще менее простительным.
— Не знаю, как ты, — сказала Джийан, потирая руки, — а я страшно проголодалась.
Вернувшись в палатку, они увидели, что бедро песчанки обугливается, а лепестки шиповника пропали безвозвратно. Пришлось довольствоваться остатками мяса и острыми лепешками, которые Бэйи Дас пекли из разных сортов муки. Зато они допили ба’ду, и Миннум открыл бутылку нэффиты, жемчужно-зеленого ликера, в букете которого гармонично сочетались вкус гвоздики, корицы и жженой апельсиновой корки.
Читать дальше