Эрик Ластбадер - Владычица Жемчужины

Увидев случившееся, Варда повесил кинжал на пояс и посмотрел на непокорную рамахану волшебным глазом. Отвернуться Джийан не успела и теперь не могла даже моргнуть. Казалось, в этом взгляде сконцентрирована вся сила архонта, и Первая Матерь почувствовала, что души умерших, которых ей удалось освободить, испуганно затрепетали. Еще немного — и Варда снова их поработит.

В тот момент Джийан поняла, что нужно делать. И черный палец, и волшебный глаз были всего лишь воплощениями космической силы. Чем больше духов контролирует Варда, тем он сильнее. Именно поэтому он приказал уничтожить рамахан. Именно поэтому он настоял на союзе с саракконами, которые смогли проникнуть в монастырь Пяти Твердынь, не разбудив силовые ручьи.

Взгляд Варды был достаточно сильным и все же не таким, как казалось самому архонту. Впрочем, Джийан, памятуя об истинной сущности архонта, намеренно отступила, чтобы он подумал, будто ее парализовало. Варда ударил колдунью, потом снова и снова и, осмелев, схватил за голову, чтобы она не шевелилась. Затем по нежной коже Первой Матери заскользили грубые пальцы и губы соромианта. Белый глаз впился в Джийан, и, ощутив его растущую власть над собой, она поняла, что пора действовать. Варда явно наслаждался победой, и, почувствовав возбуждение архонта, Джийан развела ноги, чтобы отвлечь его внимание.

Одновременно она сорвала кинжал с пояса Варды и резко ударила оружием о порфировую колонну. Джийан тщательно рассчитала угол удара, понимая, что второго шанса не будет. Кончик лезвия откололся, и, настроившись на пульсацию порабощенных духов, волшебница воткнула сломанный кинжал в волшебный глаз архонта.

Раздался дикий вопль. Варда неистово бился, вертелся, кусался и царапался. Но Джийан и не думала отпускать рукоятку кинжала. Наоборот, она старалась погрузить его как можно глубже в глазницу, чтобы порабощенные духи смогли проникнуть в тело архонта. Варда отбивался, пока не полыхнуло зеленое пламя и некромант не начал корчиться в агонии. Архонт кричал, зеленое пламя обожгло Джийан, и, тем не менее, она не выпустила рукоять. Энергия духов неудержимо двигалась к мозгу. Наконец зеленое пламя погасло, а тело Варды осталось неподвижно лежать на каменном полу. Стало тихо, а потом Джийан услышала едва уловимый шепот. «Спасибо тебе!» — прошелестели призрачные голоса.

Воспользовавшись замешательством Кристрен, Оруджо вывел ее из храма. Лил дождь, и очертания белых башен превратились в расплывчатые пятна. Вдохнув свежий аромат травы и листьев, Кристрен начала приходить в себя. Оруджо ударил ее в висок, и когда она упала ему на руки, вытащил на середину сада. Порывистый ветер швырял в них холодные капли. Ардинал крепко прижимал к себе девушку, а она и не думала вырываться.

— Ты же умер, — шептала Кристрен.

— Ну, это вряд ли, — рассмеялся Оруджо.

— Ведь я там была! Я видела, как ты упал.

— Ты поспешила с выводами, — продолжал улыбаться Оруджо, — ты видела, как я падал…

— Высота же была огромной…

— Да уж, это больше походило на полет! Как ты и предполагала, я упал на дно кальдеры, переломав руки и ноги. Хотя на самом деле все спланировал заранее. Мне нужно было попасть в кальдеру Оппамонифлекса в присутствии свидетеля, причем надежного, который рассказал бы о моей гибели Куриону. — Он пожал плечами. — А кто справился бы с этой ролью лучше тебя, Кристрен?

— Но ведь ты был его любовником и моим другом.

— Совершенно верно. Не стану утверждать, что мне не нравилось ваше общество, хотя, если честно, интереснее было хранить наш секрет и играть определенную роль. Я ардинал Синтайра. Впрочем, ты, наверное, уже сама догадалась, правда?

— Ты шпионил за Курионом все это время? Притворялся, что его любишь?

— Я никогда не притворяюсь, Кристрен. Именно поэтому мне так легко все дается. — Оруджо покачал головой. — Не нужно ненавидеть меня. Я этого не вынесу.

Кристрен угрюмо молчала.

— Ты должна понять, мне все известно. Я знаю, что Церро дал тебе жезл, чтобы передать Куриону.

— Один из тех, что ты нашел на дне кальдеры Оппамонифлекса? Почему ты не умер?

— Ты меня ненавидишь…

— Ты должен был умереть, как умер бы любой другой, кто падает с такой высоты.

— Я отвечу на все твои вопросы. Помнишь, какой пиджак был на мне в тот день?

— Конечно, бирюзовый.

— Его сшили женщины из нашего храма. Пиджак раскрылся, — Оруджо развел руки в стороны, — как парашют, который превратил падение в полет, и я приземлился прямо в объятия Абраси.