Екатерина Пекур - Предатели Мира

Конечно, я просто мастер накручивать себя. В последнее время моя интуиция явно давала сбои. Например, вынуждая придумывать какие-то глупости про Мара в то время, как парень, судя по всему, решил на мне жениться. Всему должно быть какое-то благополучное, мирное объяснение. Оно всегда есть. Три четвёртых аллонговской крови в моих жилах существовали в мире, напрочь лишённом хупарских страшилок.

Подумав, я двинулась в гости к мулатке напротив. Мне срочно требовалось с кем-то поговорить и привести свои мысли в порядок.

Лавинья была женщиной немногословной и горячей. Она как раз штопала носки кому-то из своих мужиков, когда я вошла с новостью о приехавшем.

— Чужак? Не Бледная Немочь?

Бледной Немочью у нас (по хупарскому обычаю всем давать прозвища) прозывали настоящего хозяина грузовичка, того самого торговца.

— То-то я гляжу, с какой Тени его принесло..? так, значит, и не его вовсе? А кого?

— Не знаю. Тип какой-то. Одет просто. По разговору — вроде продавать что-то хотел. Тайк его к Горранну повёл, уж разберутся, — предположила я.

Лавинья мрачно фыркнула, закусывая нитку.

— Ножницы подай. Ага, как же. Горранн разберётся. Напьются пива и все друзьями станут, а нам опять всучат какое-нибудь старьё. Мужики они все такие. А как опасность серьёзная — девять из десяти только и подумают, как зад свой уберечь, да чужим задом зад свой прикрыть, — впрочем, в голосе Лавиньи не было агрессии или озлобления — скорее уж, ирония.

— Ну уж и все, — улыбнулась я.

— Молодая ты ещё. Я знаю. Хотя мой вон — тоже не Боги весть какой… но ведь не струсил когда-то… Пошёл со мной на край Мира, и любит до сих пор, — в голосе сороколетней женщины мелькнуло неприкрытое тепло, — Хоть и ссоримся порой, но так ведь жизнь — не один сахар..? А он, стервец, всегда знает, что делать, чтоб я гнев на милость сменила. Женщина, она ведь отчего бранится? — философствовала Лавинья, — Когда хочет узнать, достоин ли её мужик или нет. Спасует — не достоин. Силу, любовь и выдержку не проявит. Кто женского гнева боится, перед врагом точно не устоит. А как рядом с таким детей растить? Женщин не защитит, мальчишек к порядку не приучит. Бросать такого надо — и вся недолга!

Прямолинейная хупарская мудрость Лавиньи была бы неприменима для аллонга, живущего в Мире. Я в Мире не жила и знала, что вряд ли в него вернусь. При любом раскладе.

— А так узнать нельзя? без драки с претендентом? Достоин или нет? — полюбопытствовала я у «гласа народа».

— А без драки с женщиной, деточка, только храбрый её может получить. Кто не побоится шаг сделать. Шаг — да такой, чтоб она уж и не сомневалась в нём никогда. А иначе быть беде.

— Какой же? — продолжала лениво выпытывать я, хотя ход лавиньиных мыслей уже стал мне понятен.

— Вестимо какой. Бывает, вроде совет да любовь — а через время и разбежались. А это, Санда, потому, что женщина иной раз сама себя убедит, что любима. Нам много ли надо..? мы всё думаем, что между строк читаем. Да только мужики сроду между строк не писали. А мы намёков понаходим — и вперёд… сдаваться без драки. Да только недостойному противнику сдаваться — себя не уважать.

Я невольно улыбнулась — до того пугающе своевременной была затронутая соседкой тема… Не хочу ли я приписать Мару какие-то несуществующие мотивы? Может, он вовсе и не думал за мной ухаживать? Но рассматривать Мара как «противника», да ещё и вдруг «недостойного», мне пока претило. У меня есть двое товарищей — и не более того.

— А потом глянет получше — пустышка рядом, а не человек, — философично вела дальше Лавинья, — Не тот, кто достоин. Вот и начинает женщина злиться, как стерва последняя. А такую злость нелюбящий мужик, да если он ещё и духом хилый, никогда не выдержит! Уйдёт к Тени собачьей. Так что уж лучше надёжного ищи. С ненадёжным жить — самой и то приятнее остаться.

— Ну не всегда же так. А если деваться некуда? — уточнила я, всё-таки подумав про товарища в нетоварищеском ключе.

Фиолетово-черные, как переспевшие сливы, глаза мулатки неожиданно прожгли меня так, что я вздрогнула. Лавинья глядела без злости, но так пристально (и, пожалуй, даже удивлённо — мол, что это за дурость я сморозила), что мне захотелось поёжиться.

— Всегда. И с тобой. И с Маром твоим.

— Что? — изумилась я. У меня возникло жутковатое ощущение, что Лавинья читает мои мысли.

— Не гляди на Мара да Луна. Он что-то от тебя хочет. И ты от него — тоже. Ты же это знаешь, правда? Но он не твой. Не для того, что ты думаешь. А твой — не с тобой.