Дмитрий Емец - Пегас, лев и кентавр

– Я сама подменилась. Переползла в соседнюю кровать, перевязала бирочки и притворилась твоей дочерью, – признается Рина.

– А дежурная медсестра? – спрашивает Мамася.

– Какая еще медсестра? А-а, эта, что ли? В халатике такая? – вспоминает Рина. – Оглушила ее криком.

Мамася вполне это допускает.

– Ну, – бормочет она. – Вполне логично. Защитная реакция на шок… Ну и где сейчас мой ребенок? Настоящий?

– У него все нормально. Это был мальчик. Я переложила его в кювезу к миллионеру Врушкину. Он сейчас учится в Англии на почетного китайца, лопает на завтрак овсянку и плачет ночами, мечтая о соленом огурчике и докторской колбаске из медицинских работников.

Упомянув колбасу, Рина немедленно об этом жалеет. Сознание Мамаси напоминает бильярд. Если хочешь нормально общаться с ней – надо знать систему. Один шар ударяет другой, тот откатывается, ударяет третий. Если случайно не туда ударишь – не туда и прикатится.

Мамася отрывает голову от ее плеча. Морщится. Шар уже покатился.

– Колбаса… колбаса… А, да! Не знаешь, куда подевались сосиски?

– Нет, – машинально врет Рина, но обманывать ей неловко. Она вообще не любит лжи. Тухло это как-то. – Ну хорошо, я взяла!

– Не подумай, что мне жалко, но… Съела? Весь килограмм?

Рина молчит.

– Ясно. Всё как всегда! – горестно кивает Мамася, но сосиски обратно не требует. Она знает, что счастье не в них, хотя сосисок жалко, конечно.

Рина идет в коридор и начинает обуваться. Обувается она чудовищно медленно, даже медленнее Артурыча. Ждет, пока у Мамаси иссякнет терпение.

Когда Мамася возвращается на кухню, Рина хватает рюкзак, открывает входную дверь, мгновение выжидает и громко захлопывает. Прислушивается. Все тихо. Для Мамаси она теперь ушла.

Рина прокрадывается на балкон. Садится на корточки, притягивает к себе деревянный, военного образца зеленый ящик с надписью через трафарет «ХИМЗАЩИТА» (мерси запасливому Артурычу, который тянет все в дом, как хомяк) и начинает рыться, нетерпеливо выбрасывая журналы, диски, старые колонки. Ящик почти пуст, уже видно дно, а Рина все роется.

Кто-то барабанит ногтями в стекло. Она оборачивается. Мамася. Наивный фокус с дверью ее не обманул.

– Что-то ищешь?

– Ничего, – поспешно говорит Рина.

– Ну раз «ничего» – значит, ты его уже нашла!

Рина сопит.

– Веревку и всякие карабины, правда? – продолжает Мамася.

Рина не выдерживает:

– Так я и знала! Куда ты ее спрятала?

– Я не хочу быть матерью трупа!

– Подумаешь: жалкий четвертый этаж! Я не могу всякий раз обходить дом!.. Целых пять подъездов! – взрывается Рина.

Мамася крутит у виска пальцем.

– Это альпинистская веревка, а не вонючий шнурок! Я спускаюсь в системе! Это не опасно! – вопит Рина.

– Если веревка не порвется!

– Ты ее видела? На нее можно подвесить пустой «КамАЗ», и ей ни фига не будет!

– Вот именно: ей ни фига не будет! – едко соглашается Мамася.

Ее не волнует, что пишут липовые туристы с форумов в Интернете, у которых никогда не было «КамАЗа», ни пустого, ни полного. Да и потом: одно дело абстрактный грузовик, и совсем другое – больная на голову пятнадцатилетняя девчонка! Пусть Рина дождется совершеннолетия и тогда делает все, что угодно. Это Мамася и озвучивает.

– Знаешь, чем взрослый отличается от ребенка? – спрашивает она.

– Взрослый больше врет! – мрачно говорит Рина.

– Не только. Ребенок видит на столе яблоко, тянет к себе скатерть и не понимает, почему на него опрокинулся чайник с кипятком. Взрослый же предугадывает! Последствия! Своих! Действий!

Когда Мамася разозлена, она всегда перерубает предложения и говорит с кучей восклицательных знаков.

– Как ты с Артурычем? Берем и предугадываем? – не выдерживает Рина.

Это почти подло. Разговор на эту тему у них под табу.

– Это проблема папы! Он первый нас бросил! – жестко отвечает Мамася.

– Он потом возвращался!!! – говорит Рина.

– Это уже его сложности. Хочешь, чтобы я бегала туда-сюда?! – отрубает Мамася.

Рина берет рюкзак и молча уходит, стараясь окаменевшими лопатками показать, как сильно она оскорблена.

От дома к школе ведут две дороги. Первая – цивильная, асфальтовая. Вторая – альтернативная: мимо помойки, дальше поворот за гаражи и вдоль покрытой перхотью ржавчины узкоколейки. «Загаражная» дорога на двести метров короче, но в сто раз грязнее. Разумеется, Рина ходит только по ней.

Ближе к школе «загаражная» дорога дает ответвление к домам. Домов два. Первый – двадцатишестиэтажный, заселенный, но вход в него с другой стороны, с улицы. Другой, его близнец, недостроен. Рине он напоминает скелет динозавра. За ржавыми железными воротами – вагончик сторожа, но Рина видела его там только два раза. В первый раз он пил кефир, а во второй стоял босиком на снегу, качался и думал о чем-то печальном.