И. Пфлаумер - Проклятие Марены

Так или иначе, но попадаться страже в руки я не собиралась, ровно как и оставлять им таким трудом добытые сокровища.

Немного успокоившись, я вернулась в пещеру и переоделась. В брюках, рубашке и жилете было гораздо удобнее, чем в бесчисленных юбках. Ещё раз пересчитала ножи — всего шесть. Слишком мало даже для небольшой схватки — значит, их нужно было избегать.

Я направилась в город. Стараясь привлекать как можно меньше внимания пронеслась по нижнему Тириту и добралась до верхнего — обиталища знати и богатеев. Ничего подозрительного у дома не наблюдалось — я спешилась, привязала коня в небольшом переулке на задворках, и вернулась ко входу. Проскользнуть мимо слуг оказалось не так уж сложно — они все собрались на кухне и сосредоточенно что-то обсуждали. Уж не возвращение ли сынка Рейлея? Я быстро поднялась на второй этаж и начала собирать необходимые вещи. Часть драгоценностей была закопана в дальнем углу сада, но самым главным для меня было забрать ножи. Без них я чувствовала себя голой. Оружие было спрятано в длинной шкатулке с драгоценностями. Прислуге было запрещено прикасаться к этому ларцу, да и слуги не дураки — прекрасно понимали, что если, упаси Боги, что-то пропадёт — им не сносить головы.

Вооружившись, я побросала необходимые вещи в рюкзак, и уже потянула руку к дверям когда на лестнице раздались шаги. Времени на размышления было мало, всё, что пришло мне в голову — открыть окно и повиснуть на ветвях тополя, покрытых свежей зеленью. Привычка тщательно анализировать пространство, в котором оказываешься, сослужила мне добрую службу. Я точно знала, что если перемещусь чуть вправо и обопрусь на ствол, широкая ветка впереди скроет меня с головой. Раньше я не раз жалела, что попасть по этому тополю в спальню было невозможно — ствол был слишком гладким и ветви начинались слишком высоко, чтобы забраться на дерево незамеченной. Выходить из дома этим путём тоже было опасно — слишком высоко прыгать.

В спальню вошла худенькая девица, которая почти месяц назад неслась через весь дом, чтобы сообщить, что привезли Шторма. Мне всегда казалось, что она неравнодушна к ганарцу. При одном воспоминании о нём я так стиснула зубы, что едва не откусила себе язык. Прислужница взялась перестилать постель, на ночь глядя.

— Ты хозяйку не видела? — с этим вопросом в дверях возникла сгорбленная ключница, сама похожая на старый, проржавелый ключ.

— Она куда-то унеслась верхом. Одна! Конюх говорит, мол ещё и в мужицком седле! Совсем стыд потеряла!

— Суматошный день. Кто-то изрезал дверь к винному погребу. Нужно стражников вызвать!

— Ой, а может не надо полицаев? Пусть хоть госпожа сначала вернётся…

— Вернётся — и чего? Опекун её ещё днём куда-то укатил, сама она исчезла. Грицко говорит, что в погребе сегодня кто-то кричал. Не иначе как кикиморы беду накликивают!

— Грицко вечно напьётся дешевой браги, вот и слышится ему всякая ерунда. Он давеча рассказывал, что ему безымень являлся. А перед этим рассказывал, что мол Белую Бабу видел прямо у наших ворот. Как раз когда господин Хельди хворал. Грицко тогда ещё всё сетовал, что над воротами косу не повесили, чтобы от Белой Бабы защититься. Можжевельника тут же целую охапку притащил. Когда господин выздоровел, Грицко хвастал, что это его заслуга. Мол, это он можжевельником своим Белую Бабу в дом не пустил. Врёт всё!

— А если нет? — ключница сплела пальцы в охранный знак и прошептала какую-то молитву. — Чует моё сердце, не к добру это всё. Я однажды краем уха слышала, как Хельди леди Гиану меж собой назвал.

— И как?

— Сирин! Сирин — Вещица, душа неприкаянная, что с небес на землю явилась людей смущать! Ох, не хотела я в этот дом служить идти, ох, не хотела. Чувствую — не люди нас тут в услужение взяли. Сама подумай, разве это дело, чтобы благородная дама сама мылась и сама себе прислуживала? Перья у неё под платьем, перья! То-то и прячется она так от глаз людских!

— Неужто и правда! — служанка всплеснула руками и тоже зашептала молитву.

— Не к добру всё, ох не к добру. Сегодня бургомистрова сынка нашли. И знаешь что? Не помнит ничего! Как память отшибло начисто! Дознаватели с ним и так и так, лекари говорят испужали мальца сильно, может, вспомнит что через время. Но ты подумай, где же он был, раз не помнит ничего?

— Неужели там, у самого Кродо?

— То-то и оно. Тот, кто на зачарованный остров попадёт, память теряет от пения чудного. А кто поёт там? Алконост да Сирин. Полудевы-полуптицы. Сердцем чую, не к добру хозяйка исчезла, не к добру.