Анна Котова: Северные горы

Карина недобро усмехнулась. Распихав вещи под жесткой лавкой, усадила Оре на узел, сунула ему любимый флаер, чтобы вертелся поменьше, вышла в тамбур попрощаться с Раттиреном и нарочно — специально для проводника — расцеловала старика в обе щеки.

— Алезт, Раттирен, — сказала она. — Я напишу, как доберусь. Туика тебе прочтет.

Раттирен прекрасно говорил по-артолийски, но читать не умел.

Расталкивая толпу, через платформу пронеслась высокая артолийская девушка в нарядном платье, отодвинула ошалевшего проводника, пожала на бегу руку Раттирену и обняла Карину, громко хлюпая носом.

— Ох, дура ты, дура, подруга, — причитала Марен. — Что тебя несет в несусветную даль… Турепня ты бестолковая, вот ты кто…

— Ты же знаешь, милая, я и есть турепня, и муж мой был турепня, и сын мой турепня, — засмеялась Карина. — Я люблю тебя, Марен, лучшей подруги, чем ты, и пожелать нельзя. Я умерла бы, если бы не ты, такой долг не отдаришь, как ни старайся. Я напишу тебе из Катайе-рра. Не плачь. Все будет хорошо, теперь я в этом не сомневаюсь.

Локомотив загудел, Карина вернулась в вагон, обняла Оре и долго махала в окошко зареванной Марен и угрюмому Раттирену. Поезд дернулся, лязгнул сцепкой и пополз — сперва медленно, потом все быстрее и быстрее, проплыл вокзал, побежали назад несуразные хозяйственные постройки, замелькали деревья.

— Едем! Едем! — закричал Оре, подпрыгивая. — Мама, мы едем!

— Едем, маленький, — сказала Карина, целуя его в черную макушку.

— К бабушке и дедушке?

— Да, милый, к бабушке и дедушке.

--

Через сутки на горизонте показались Северные горы.