Дмитрий Щербинин - Просторы Многомирья

Гхалу же сказала:

– Вон видишь каменную пристройку? Своим цветом и формами она не вписывается в изящество моего дома, так что можешь её слопать.

– Благодарю! – пробасил каменный истукан и направился к пристройке.

Вскоре раздался треск от разгрызаемых его могучими челюстями каменных блоков…

Но отставим на время Винда, Эльрику, Виша, Гхала, Нэнию и всю остальную отважную компанию, которая собиралась в полёт к Ой–Чип–Ону… А перенесёмся мы туда, где уже побывала часть Винда; туда, где так долго томился, меняя человеческие тела, забывший о том, кто он на самом деле – ЧИП. Перенесёмся из солнечного Многомирья, в громадный, и такой разный, но лежащий под одним небом мир, на планету Земля.

Там, в городе Москве, случилось одно происшествие – одно из бессчётных, в числе хороших и плохих… Это было происшествие которому суждено было попасть в новости, и довольно быстро забыться всеми, кроме жильцов одного дома…

Это был тот старый кирпичный дом, на восьмом этаже которого жил ЧИП. Как, должно быть, помнит читатель, ЧИП, вспомнив, что он правитель великой империи, очнулся от дрёмы, в которую древним колдовством была погружена его душа. И так велик был поднявшийся из него пламень, что он одним прикосновением своих ладоней вдребезги разбил окно, и, уже обратившись в вихрь, понёсся над московскими улицами, над крышами домов, туда, куда влекла его мистическое чувство – на городскую окраину к проходу между мирами.

А в оставленной ЧИПОМ квартире как раз и началось то происшествие, которое быстро забылось всеми, кроме жильцов кирпичного дома. На включенной конфорке сначала поджаривалась, а потом дымила и чернела яичница; сама же конфорка накалилась и источала жар. Но жар быстро растворялся в потоках холодного зимнего воздуха, который вливался на кухню через выбитое окно. В порывах ветра качались, задевали плиту шторы… Вот они задержались чуть дольше, быстро задымились, и уже вернувшись к окну, вспыхнули. Пламя поползло вверх, ветер разбрасывал искры и вскоре на кухне появились новые очажки огня. Наконец, вспыхнул и линолеум, которым был покрыт пол. Начался пожар…

Вот это и было происшествием. Соседи звонили «01», но, когда приехали пожарные то, вся квартира ЧИПА уже была объята пламенем…

* * *

Бывшая квартира ЧИПА совершенно почерневшая, выжженная, представляла и страшное и отталкивающее зрелище. Все очаги дыма уже залили пеной, а проходящий через выбитые и лопнувшие окна воздух быстро охлаждал стены.

– Ну что? – спросил у своего напарника пожарник Степан Вдовий.

– Трупов нема, – проговорил тот устало.

– Кто жил, выяснили?

– Ага…. Корбудзо Яков Фёдорович, шестьдесят седьмого года рождения, вдовый… Нет, это ты у нас Вдовий, а он просто – холост.

– Нашли его?

– На работу звонили. Сказали – ушёл в обычное время. По времени, уже должен был домой вернуться, а вот – вишь, задержался где–то.

– Но пожар ведь на кухне возник, – произнёс внимательный Степан Вдовий.

– Ага. От плиты всё пошло…

– Кто же плиту включил? Кто окно выбил? Выбросился, может, кто–то? Тогда почему под окнами труп не нашли?..

– Да ты что, Стёпа? Охота тебе голову ломать? Ты разве прокуратура? Вон, гляди, сыщики понаехали; сейчас и нас попросят удалиться, будут осмотр делать…

Степан Вдовий – тридцати трёх лет от роду, пожарник, мужчина серьёзный, женатый, отец двоих детей; обладатель роскошных, пшеничного цвета усов, слыл человеком рассудительным и деловым. Если кто–либо поступал неправильно, он таких людей поправлял; сам почти не пил, и совсем не курил, заработанные деньги нёс в семью… В общем, он был одним из тех людей, которым просто на раду написано – жить слаженно, как по расписанию, до конца своих дней, хотя его опасная профессия весьма остро ставила вопрос – когда наступит этот конец его дней.

Но сам Степан уже десять лет работал пожарным, многое за эти годы повидал, и поэтому саму службу свою – кажущуюся сторонним людям чем–то невиданно опасным – воспринимал как дело совершенно обыденное. И теперь, оглядывая сгоревшую квартиру ЧИПА (он же – Корбудзо), Степан Вдовий задавал вопросы машинально, просто играя эрудицией, представляя себя в роли настоящего сыщика. В то же время, Степан понимал, что забудет эту квартиру – встанет она в длинный ряд виденных им выжженных помещений; все они, в общем–то, на одно лицо – выгоревшие, изуродованные. Сам ведь верил, что такое лучше и не помнить, а забыть поскорее…