Дмитрий Щербинин - Среди миров

– Но вот ты вполне свободно разговариваешь. Даже выражаешь недовольство Шегъгоръраром.

– Я находился в копии того, кто называется Владаром…

– Что тебе известно о Владаре? Его уже переправили на Шегъгорърар? – спросила Анна.

– Нет. Сейчас слишком большой поток туда переправляют, очередь большая. Ещё сутки он, парализованный, должен пробыть здесь, на складе…

– А где этот склад находится?

– В складах воздушного порта. Но там хорошая охрана. Нынешними силами вы не сможете его освободить.

И снова спрашивал повстанец:

– Так почему же тебе удалось избавиться от отравы этого божества – истинного Шегъгорърара?

– Я сам размышлял… Поначалу я чувствовал чёткую, сильную связь с Шегъгоръраром. Исполнял исключительно то, что от меня требовалось. Но затем наступило смятение: я думал об освобождении, о том, какие мы несчастные…

– Ты бы лучше думал о тех, кого вы несчастными сделали. Ну, ладно – продолжай…

– Так вот: всё это время рядом находилась Анна. Поначалу она искренне верила, что перед ней Владар, потом закрались в неё сомнение. Но всё время, пока она верила – от неё исходила сильная любовь. Вы ведь знаете, что такое любовь? Она подобна лучам солнца, только ещё сильнее. И лучи любви, незримые для глаз, но согревающие душу, очистили меня от тьмы Шегъгорърара. Даже и потом, когда Анна заподозрила подмену – чувство любви не оставило её; даже загорелось ещё сильнее. Эти лучи обходили меня, были устремлены к далёкому Владару, но я уже сам, своей волей, старался уловить их. И, когда Анна уходила, я уже готов был признаться ей во всём. Но вот она ушла, и вновь начало возрастать влияние Шегъгорърара. Наконец, эта тьма, это безволие завладели мною; подвластный чужой воле, я попытался бежать, чтобы выдать вас, но, к счастью, метко брошенный клинок, повредил механизм. Вам удалось извлечь капсулу, в которой я находился. Вам уже, должно быть, известно, что такие капсулы должны возвращать нас на Шегъгорърар в том случае, если будет разрушена новая оболочка…

Нёсший его повстанец проговорил:

– То, что ты говоришь, конечно, интересно, но вряд ли поможет в нашей борьбе с Шегъгоръраром. Или что, думаешь, мы сможем направлять лучи любви на наших врагов: на похитителей наших любимых, близких людей? Ты, растение, можешь понять, что это невозможно?

– Я понимаю, и всё же вам стоит попробовать. Совсем не обязательно любить нас растеневиков.

– Да это совсем не обязательно! – рявкнул кто–то из идущих.

– Но если в самые тёмные, страшные моменты вы будете думать о любви, заботиться о своих близких – то это тоже хорошо. Мои заключённые в механизмы, несчастные сородичи должны почувствовать это. Быть может, им удастся освободиться. Пожалуйста, примите мои слова к сведению.

– Примем, примем, и поступим наоборот. Тебе что ли доверять? Ха! Нашёл дураков! Шегъгорърар, конечно, хитрый, и шпионов своих засылает и наше убежище раскрыл, но ещё не всё потеряно, и мы ещё не настолько обезумили, чтобы подобные советы выслушивать.

– И всё же я надеюсь на ваше благоразумие. Ведь я сейчас говорю искренне. Быть может – впервые в своей жизни. Но послушайте меня.

– Послушаем! И будем добивать врагов электрическими зарядами! Уж они–то поточнее будут, чем лучи любви.

– Сейчас вы уподобляетесь Шегъгорърару. Он – божество войны и новых технологий, он думает примерно также.

– Не сравнивай нас с Шегъгоръраром! Ты, плесень, не забывай, что мы воевать не хотели, это вы…

В это время их настиг отдалённый, приглушённый, но тревожный крик. И они остановились, вслушиваясь; надеясь, услышать ещё что–нибудь. Но ничего, кроме редких всхлипываний, от крупных, образующихся на потолке и падающих на влажный, каменный пол капель они не услышали.

Потом раздались сразу несколько, в основном женских, голосов:

– Это там, в нашем убежище. Там, где наши родные остались! Началось!..

И в некоторых из них так сильно было чувство боязни за своих близких, что они порывались развернуться, пойти обратно.

Анна останавливала их. Царевна говорила:

– Они остались там, чтобы предупредить остальных и чтобы прикрыть наше отступление. Сейчас наша задача – захватить корабль Дорпьюшона и уж тогда вернуться. А, если мы повернём сейчас, то никакого толка от нашего возвращения не будет.

И эти простые слова подействовали. Невесёлая, молчаливая процессия двинулась дальше…

Идущие прислушивались, желая услышать ещё хоть какую–нибудь весточку от своих близких, но пока что больше ничего не было слышно…