Андрэ Лихтенбергер - Центавры

Папакаль помнит закон. Центавр не знает страха. Раненый закрывает глаза, собирается с силами и дрожащим голосом затягивает песню, воспевающую его подвиги. После каждой остановки хор повторяет его последние слова, прославляя его доброту и мужества Последняя строфа прозвучала, за умирающим вся орда повторила ее.

Согласно древнему ритуалу, среди тишины радостного утра Клеворак повторяет: «Брат, скажи свою волю». Глаза центавра последний раз пробегают по неподвижному стаду братьев и останавливаются на девушке с белокурыми волосами.

– Перед смертью я хочу только одну Кадильду!

Никто не смеет ослушаться того, кто умрет. Несмотря на то, что при мысли об убийстве холод пробегает по ее спине, девушка подавляет свое волнение и бледная помещается напротив Папакаля, который, улыбаясь, любуется ею.

Справа от раненого стоит древняя Питтина. С другой стороны поместился Харк. Он держит в своих руках священную палицу, плечевую кость мастодонта. Присутствующие стоят неподвижно. Тот, кто должен сейчас умереть, приказывает:

– Питтина, спой песню.

Старуха протягивает свои худые руки над Папака- лем и ее пронзительный голос торжественно разносится по воздуху. Она благословляет солнце, которое подарило Папакалю жизнь, землю, дававшую ему плоды и воду, утолявшую его жажду. Пока Папакаль жил, он ел и пил. Его работа выполнена. И да будет так. Старуха замолкла. Орда шептом повторяет:

– И да будет так!

Сверхъестественным усилием Папакаль сжимает свои руки, выпрямляет торс. Центавр не умирает лежа. Он в последний раз оглядывает всех, улыбается направо и налево. Затем он устремляет свои глубокие глаза на девушку и приказывает:

– Поражай!

Руки Харка опускаются с быстротой молнии. Что-то теплое течет по лицу Кадильды, которая испускает крик и убегает.

С разбитым черепом и вывалившимися мозгами Папакаль лежит на песке, который пьет его кровь. Старухи наклоняются, касаясь руками его груди и губ.

Папакаль прекратил свое существование. Его жизнь вернулась снова к солнцу. Под предводительством Питтины четверо центавров поднимают труп и тащат его к опушке леса позади красных скал. Все трупы принадлежат хищникам.

Покрытая кровью Папакаля, Кадильда бросается в воду, которая искрится вокруг нее. Изо всех сил она трет свое лицо, руки, тело, чтобы отмыть пятна.

Отчего не может она отмыть свою душу от того ужаса, который наполняет ее. В то время, как волны то покрывают ее лицо, то снова удаляются, она вдруг слышит взрывы хохота. Ужас ухватывает ее от этой веселости центавров. Ястребы кружатся позади красных гротов. Теперь только они одни вспоминают о Папа кале. Дрожь пробегает по телу центаврихи. Неужели и ее ожидает такая же участь? Кадильда снова вспомнила о песне Питтины. Ее тело тоже будет когда-нибудь служить пищей для животных. Ум центаврихи возмущается проклятиями старухи и витает около Нарама, незнакомца с

гладкой кожей и светлым взором.

Кадильда еще раз снова видела людей. Каждый раз, когда она не сопровождает своих братьев к полям с рэки, ей приходится бороться с тайным желанием, которое влечет ее к Лебединой реке. В течение многих дней она прогоняет воспоминание о своей встрече с маленьким Нарамом, который звал ее по имени: Кадильда. Наконец она больше не в силах бороться. В одно прекрасное утро на рассвете она исчезает. Она минует скалистый берег и поднимается вверх по реке Насторожив глаза, с раздувающимися ноздрями, стараясь, чтобы ни одна ветка не хрустнула, она углубляется в окружающий ее лес и сейчас же узнает следы людей, менее широкие, но более глубокие, чем у кабана. Она идет по ним. Теперь ей известно, где обитает племя Нарама.

На лужайке посреди каштанового леса сквозь чащу она видит странные гроты, которые нечистые сами умеют воздвигать из ветвей, мха, грязи и травы. Вокруг хижин она видит самок и самцов, занятых своими работами. Некоторые из них, к великому ужасу Кадильды, отвратительны. Они разрывают на части тела животных и пожирают их мясо. Некоторые это делают с удивительной ловкостью. Своими тонкими пальцами, они соединяют вместе кожи животных. Обтесывают дерево и камень, затем склеивают их так ловко, что они каким-то чудом держатся. От наблюдения за их быстрыми движениями у Кадильды кружится голова. Долго еще девушка чувствует непонятное отвращение к их бескровным телам, лишенным шерсти. Их запах неприятно щекочет ее ноздри. Понемногу она привыкла ко всему. Несмотря на то, что она и не думала сравнивать слабость «убийц» с божественной силой центавров, она не может отказать им в некоторых преимуществах. Их самцы не занимаются грубой борьбой, а кожа самок удивительно тонка и нежна в сравнении с ними. Кадильда, возбуждавшая восторг среди ее братьев, имеет кожу грубую и твердую. Подобно летучей мыши Кирри, которая разглаживает