Антон Грановский - Темные врата

Бун усмехнулся и покачал головой:

– Крысун никого не боится. А только опасается. Первоход до него еще не добрался. А я так думаю, что и не доберется. Крысун Скоробогат – не какой-нибудь купчик или боярчик. Под его властью весь Порочный град. Тайники его забиты золотом и самоцветными каменьями, а подвалы полны хлеба, кож, копченого мяса и заморских вин. С таким-то поди совладай.

Дядька Лешик улыбнулся и посмотрел на племянника ласковым взглядом.

– Верен хозяину-то, а?

– Верен, – кивнул Бун. – Он меня с улицы к себе взял, с переломанными костями. Узнал, что я бывший воин, выходил, на ноги поставил. А после помог с обидчиками моими разобраться.

Дядька Лешик вздохнул:

– Да, это я помню. Ты говорил, что было их не меньше дюжины. Верно?

Охоронец Бун кивнул:

– Угу. Но я бы и с дюжиной совладал, кабы они мне меч в спину не воткнули. Я, как на ноги поднялся, сразу отправился их искать. Всех нашел и всех убил. Сам, один. И бой принимал только лицом к лицу. Ни одному из них меч в спину не воткнул.

– Оно, конечно, правильно, – согласился дядька Лешик. – Но иной раз и в спину мечом кольнуть не грешно. Ты Крысуну-то служи. Коли он сам силен будет, то и тебя не бросит. А коли ослабнет…

– Не ослабнет, – твердо сказал Бун и стукнул по столу кулаком. – Со мной – не ослабнет.

Вечером того же дня после обильных возлияний отправились они с дядькой Лешиком по селу на прогулку. Погода стояла неморозная, вечер выдался лунный и многозвездный. В такую погодку погулять – одно удовольствие.

В одной из больших изб Бун увидел огни. Света было столько, что он бил из всех окон.

– Чего это там? – удивленно спросил Бун. – Чего попусту свет-то жгут?

– Тятр, – коротко и непонятно ответил дядька Лешик.

– Как?

– А так. Скоморохи лицедействуют, – объяснил дядька Лешик. – Хошь, зайдем.

Бун постоял немного возле избы в нерешительности, но заметил вдруг двух молодых бабенок, подошедших к избе с другой стороны, приосанился и лихачески проговорил:

– А и зайду! Чего ж не зайти?

И первым зашагал к избе.

То, что произошло затем в избе, поразило охоронца Буна до глубины души. Народищу там была тьма. Должно быть, набилось полсела, и непонятно, как изба не развалилась от такого натиска по бревнышку. Но дело было не в народе, а в скоморохах.

Великий Сварог, что они вытворяли!

Вначале Бун думал, что во всем виновата медовуха. Но потом, когда один из скоморохов сорвал с черепа лицо и швырнул его Буну, а взамен у скомороха выросло новое – вот тут-то он во все и поверил, да так, что чуть не обделался от страха.

А дядька Лешик все хохотал, все тыкал Буна кулаком в плечо и все приговаривал:

– Как, скажи, а? Нет, ну как?

– Да… никак, – выдавил из себя Бун, пытаясь ухмыльнуться. – Коли бы ты мне девицу голую показал… А так…

Вдруг дудки скоморохов умолкли, и все они (а было скоморохов семеро) уставились на охоронца Буна холодными, неподвижными глазами. Умолк и гул голосов. Теперь на Буна смотрели не только скоморохи, но и сельчане. Молча, внимательно, напряженно. Несколько десятков пар глаз сверлили лицо Буна взглядами, от которых ему, в конце концов, сделалось нехорошо.

Бун рассердился и потянулся за мечом, висевшим на перевязи, но сельчане тут же отвернулись от него, а скоморохи сбросили оцепенение и вновь задудели в свои дудки. Прошло не меньше минуты, прежде чем Бун смог немного успокоиться. Но тут случилось новое чудо – один из скоморохов, безобразный, лысый, беззубый, вдруг стал превращаться в девку.

Девка была странная. Высокая, худая, лысая. Но когда она подошла к Буну, уселась ему на колени и положила ему руки на плечи, он почувствовал, как в голову ему ударил жар.

– Оставайся с нами! – сказала она.

– Оставайся с нами! – ударил в уши Буну хор голосов.

В ушах у Буна застучало, глазам стало жарко. Девка посмотрела на него красными глазами, лишенными ресниц и бровей, а потом вдруг запрокинула голову и захохотала. Глеб содрогнулся от этого хохота, а потом содрогнулся снова, когда понял, что зубов у девки нет.

Девка со смехом соскользнула с колен Буна и вдруг закрутилась на месте. Она крутилась все быстрее и быстрее и вскоре раскрутилась так сильно, что почти растворилась в воздухе, и Бун мог видеть сквозь нее.

Все завертелось перед глазами у Буна, к горлу его подкатила тошнота. Он вскочил на ноги и бросился вон.

– Куда ты? – крикнул ему вдогонку дядька Лешик.

– На воздух! – рявкнул Бун и побежал к выходу, наступая на чужие ноги и сбивая локтями шапки с голов. С голов, многие из которых, к изумлению Буна, оказались такими же лысыми, как была у голого мужика, жующего хлебную корку подле верстового столба.