Дэниел Абрахам - Предательство среди зимы

— Если это был он.

— Он не обрадовался, когда узнал, что вы о нем спрашивали. Как только я назвал ваше имя, он сочинил историю и убежал. Меня не просили вас не называть.

— А кто просил называть?

— Никто, но…

Маати отмахнулся.

— Дом Сиянти. Вы уверены?

— Конечно.

— Как его найти?

— У этого Дома здесь нет своего жилья. Они не ведут дел с зимними городами. Скорее всего ваш посыльный остановился на постоялом дворе. Бывает, что другие Дома пускают к себе чужих посыльных.

— Выходит, вы можете сказать мне только то, что он здесь был, — заключил Маати.

На этот раз поза извинения выглядела более искренней. Маати стиснул зубы от досады так, что челюсть заломило, но заставил себя принять позу благодарности и закончить беседу. Пиюн Си молча покинул небольшую комнату для встреч и закрыл за собой дверь.

Итак, Ота здесь.

Он вернулся в Мати под тем же именем, которое использовал в Сарайкете. А это значит… Маати накал на глаза подушечками пальцев. Ничего это не значит. Присутствие Оты в городе наводило на мысль, что именно он убил Биитру, но ни о какой уверенности не может быть и речи. Правда, вряд ли дай-кво или хай Мати отнесутся к этому так же. Если Ота здесь, для них его вина считай что доказана.

А сохранить его присутствие в тайне невозможно. Наверняка Пиюн Си уже разносит по дворцам сплетню о пришлом поэте и таинственном посыльном. Нужно найти Оту самостоятельно — и не откладывая.

Маати одернул одежды и вышел через сад на дорогу, ведущую в центр города.

Он решил начать с чайных, ближе всего расположенных к кузням. В таких местах часто собираются посыльные, чтобы пить и слушать, что говорят. Возможно, кто-то расскажет о доме Сиянти, об их сделках или хотя бы будет знать, работает ли там Итани Нойгу. Для Маати и это было бы шагом вперед. Других действий пока ему на ум не приходило.

На улицах играли дети — в какую-то игру с веревкой и палками, — сновали нищие и рабы, стояли водоносы и огнедержцы, важно ходили крестьяне с телегами, до краев груженными весенней зеленью, ягнятами и поросятами. Слышались разговоры, крики и песни, дымили кузницы, шипело жареное мясо, толокся скот. В городе кипела жизнь, как в муравейнике, и у Маати в голове перепутались все мысли. Ота в зимних городах. Неужели он убивает братьев? Решил стать хаем Мати?

А если так, хватит ли Маати сил его остановить? Да, хватит, сказал он себе.

Маати так сосредоточился на своих мыслях, а вокруг была такая неразбериха, что он долго не замечал слежки. Лишь когда он зашел в проулок — точнее, щель между двумя высокими и длинными зданиями, — вокруг оказалось меньше народу, и Маати увидел, что за ним идут. Звуки улицы заглохли в тусклом свете между домами. Маати спугнул крысу, и та нырнула куда-то под железную решетку. Узкий проулок раздвоился. Маати встал перед развилкой и оглянулся. Путь назад преграждали. Темный плащ, поднятый капюшон, плечи такие широкие, что касаются обеих стен. Преследователь не двигался. У Маати по спине побежали мурашки. Он выбрал первый попавшийся поворот и быстро пошел по нему. Темная фигура поплыла туда же. Маати побежал. Проулок вывел на другую улицу, менее оживленную, чем главная. От дыма кузниц воздух полнился едким туманом. Маати поспешил к кузням — там должны быть люди, не только кузнецы и торговцы, но и огнедержцы с охранниками.

На пересечении улицы с широким проездом он оглянулся. Позади никого не было. Маати замедлил шаг и остановился, рассматривая двери, крыши. Пусто. Преследователь исчез.

Маати перевел дух, а потом позволил себе рассмеяться. Никто за ним не шел. Никто за ним не следил. Вот как человека могут пожрать собственные страхи!.. Он повернулся к кузничному кварталу.

Здесь улицы были шире, на них стояли лавки с инструментами и всевозможными изделиями из металла. Собственно кузни и дома кузнецов легко узнавались по позеленевшим медным крышам, столбам дыма, крикам и звону молотов по наковальням. Лавочники — продавцы молотов и клещей, поставщики руды, восковых брусьев и гашеной извести — предлагали товар шумно и настырно, махали руками в притворной ярости и кричали даже без особой нужды. Маати пробрался к чайной на середине квартала, где встречались продавцы и ремесленники. Там он начал спрашивать о Доме Сиянти, о том, где найти их посыльных, что о них известно. Коричневые одежды поэта внушали людям и уважение — по мнению Маати, незаслуженное, — и опаску. Он нашел ответ только через три ладони — распорядитель консорциума ювелиров по серебру получил от посыльного известие из Дома Сиянти, и этот посыльный сказал, что подписанные, зашитые и запечатанные договора следует доставить в Дом Нан. Маати дал за сведения две полоски серебра, поблагодарил и пошел дальше. Тут он спохватился, что толком не узнал дорогу к Дому Нан.