Идаан махала руками и визжала, утратив рассудок от страха, боли и смятения.
Наконец она выскочила наружу — словно вырвалась из кошмара. Толпа вокруг поредела, распалась на обычных людей. Злобное гудение крыльев утихло, крики боли и ужаса сменились стонами ужаленных. Люди до сих пор выбегали из дворца, размахивая руками. Остальные сидели на скамейках пли прямо на земле. Вокруг носились слуги и рабы, утешая раненых и оскорбленных. Идаан пощупала затылок — там вспухло три укуса.
— Дурной знак, — сказал мужчина в красных одеждах игольщиков. — Если кто-то нападает на Совет, чтобы не дать старому Камау слова, дело нечисто.
— Что такого сказал бы Камау? — спросил спутник мужчины.
— Не знаю, но будь уверен: завтра он запоет новую песню. Ему хотели заткнуть рот. Видно, кто-то против Адры Ваунёги.
— Тогда зачем выпускать ос, если собрался говорить его противник?
— Тоже верно. Может…
Идаан пошла дальше. Улица выглядела как поле не очень кровавой битвы: кто-то бинтовал ушибленные руки и ноги, кому-то приносили компрессы, чтобы вытянуть яд. И все говорили только о Совете.
Шея начала гореть, но Идаан отмахнулась от боли. Сегодня решение принимать не будут, это ясно. Камау или Ваунани нарушили ход Совета, чтобы выиграть время. Скорее всего так и есть. Хотя, конечно, могли быть и иные причины. Страх Идаан ушел в глубину, как болезнь или тошнота.
Адра стоял, прислонившись к стене, в начале переулка. Рядом с ним сидел его отец. Служанка мазала белой пастой их багровые волдыри. Идаан подошла к мужу. Его глаза были жесткими и плоскими, как камни.
— Можно поговорить с тобой, Адра-кя? — тихо спросила она.
Он воззрился на нее так, словно видел впервые. Потом бросил косой взгляд на отца и кивнул ей в сторону переулка.
Идаан и Адра отошли в сторону.
— Это Ота, — сказала она. — Это он сделал. Он все знает.
— Ты считаешь, что он все продумал заранее? Дешевый трюк. Это ему не поможет. Наши противники заявят, что это сделали мы, а союзники спишут на наших врагов. Ничего не изменится.
— Кто тогда это сделал?
Адра нетерпеливо встряхнул головой и повернулся к улице, шуму и свету.
— Кто угодно. Нет смысла биться над каждой загадкой в мире.
— Не будь глупцом, Адра. Кто-то выступил против…
Адра уже собрался уходить — и вдруг придвинулся к ней вплотную. Его лицо покраснело и исказилось от гнева.
— Не будь глупцом?! Ты это мне?
Идаан попятилась.
— Что такое глупость, Идаан? Кричать в толпе о своем позоре?
— Что?
— Семай. Наш юный поэт. Ты бежала и звала его по имени.
— Правда?
— Все это слышали. Все знают. Хоть бы постыдилась выставлять напоказ!..
— Я не хотела… Клянусь тебе, Адра! Я даже не знала, что кричу.
Он отступил на шаг и сплюнул. Плевок ударился о стену и потек вниз. Адра посмотрел в глаза Идаан, ожидая, что она будет сопротивляться или покорится. И то, и другое дало бы волю его гневу. Идаан окаменела. Она будто смотрела на отца, который заживо гнил с живота.
— Лучше уже не будет, да? — прошептала она. — Что-то случится. Что-то изменится. Но дальше будет только хуже.
По ужасу, мелькнувшему в глазах Адры, она поняла, что попала в цель. Он отвернулся и быстро ушел. Идаан не пыталась его остановить.
«Расскажи мне».
«Не могу».
Теперь Семай качался на стуле, смотрел в голую стену и жалел, что не оставил все как есть. Первые утренние часы были самыми мучительными в его жизни. Он сказал, что любит ее. Да, любит. Но… Боги! Она убила всю свою семью, включая отца, и продала хайскую библиотеку гальтам. Ее спасает от возмездия лишь то, что она его любит, а он поклялся ее защищать. Поклялся…
— А что ты ожидал услышать? — спросил Размягченный Камень.
— Что во всем виноват Адра. Что я буду защищать ее от Ваунёги.
— Что ж… Надо было выразиться четче.
Солнце зашло за горы, но свет дня еще не принял красноватый оттенок заката. Андат смотрел в окно. Дворцовый слуга принес жареную курицу и душистый темный хлеб. Запах еды заполнил дом, хотя Семай тут же выставил блюдо на улицу. Есть он не мог.
Семай перестал осознавать, где в его уме вечная борьба с андатом, а где растерянность перед будущим. Идаан. Все дело рук Идаан.
— Откуда тебе было знать, — успокаивал андат. — Она не приглашала тебя в сообщники.
— Ты думаешь, она меня использовала?
— Да. Но поскольку я творение твоего ума, ты думаешь то же самое. Она вытянула из тебя обещание. Ты поклялся ее защищать.
— Я люблю ее.
— И правильно. А то выходит, что она рассказала тебе обо всем, поддавшись обману. Если бы она не считала, что тебе можно доверять, она бы держала свои тайны при себе.
Читать дальше