Сэм Энтховен - Черная татуировка

Первой вперед шагнула Эсме и взялась за правый конец стержня обеими руками. Чарли тоже сделал шаг вперед и взялся за левый конец. «Ну ладно», — подумал Джек и последовал их примеру. Стержень оказался гладким и прохладным — было полное ощущение, будто он абсолютно реален, если забыть о том, что он возник из воздуха.

— Готовы? — прошептал Ник.

Его обожженные руки сжимали жезл по обе стороны от рук Джека.

— Начали, — прохрипел он.

Джек сразу почувствовал острую боль. В его ладони словно вонзились раскаленные иглы.

Он не совладал с собой и разжал пальцы.

Ник открыл глаза.

— Простите, — промямлил Джек, — Я был не готов.

— На этот раз — на счет «три», — процедил Ник сквозь зубы. — Держите так долго, как только сможете. — И он опять зажмурился. — Один… два… три!

И все началось снова.

Боль была просто жуткая. Джеку казалось, будто с его ладоней сдирают кожу раскаленными докрасна щипцами, а его руки облеплены злобными муравьями, впивающимися в кожу. Джек выдержал, сколько смог, около двух секунд, и, охнув, опять разжал пальцы.

Но на этот раз Ник не прервал испытание.

Джек оторопело посмотрел на собственные ладони. С ними ничего не случилось. Он даже покалывания не ощущал. Джек взглянул на Чарли. Он ожидал, что его друг тоже разожмет пальцы.

Но Чарли этого не сделал.

Руки Чарли так крепко сжимали жезл, что костяшки пальцев побелели. Он стоял, зажмурившись и стиснув зубы, но не разжимал руку. Вот тут Джеку стало по-настоящему страшно.

Он перевел взгляд с Чарли на девушку, стоявшую справа от него, Эсме. Она тоже стояла с закрытыми глазами, но при этом выглядела более спокойно. Ее лицо было сосредоточенным, сдержанным, и Джек понял: она не собирается в ближайшие секунды отпустить жезл. Но похоже, этого не собирается делать и Чарли. И это его пугало.

В большой, тускло освещенной комнате воцарилась тишина. Джек вдруг услышал еле слышное гудение — вроде жужжания электрической аппаратуры. Он перевел взгляд на жезл и увидел, как под руками Чарли и Эсме его поверхность приобретает блеск ружейной стали, а потом, сначала едва заметно, потом сильнее, начинает светиться. Губы Чарли разжались и растянулись, он еще сильнее зажмурился и стиснул зубы.

«О чем он сейчас думает?» — мелькнуло в голове у Джека.

Сознание Чарли обволокла мягкая, бархатная темнота.

Когда тьма рассеялась, он оказался у себя дома, в кухне. Они сидели за столом с отцом.

Все выглядело точно так же, как в то утро, когда отец сказал ему, что уходит, вот только освещение было каким-то странным, мерцающим. И глаза у отца были немного другие. Они стали темными, почти черными.

— Выслушай меня внимательно, Чарли, — сказал отец. — Тебе пора узнать правду.

Голос отца звучал немного ниже и громче, чем обычно, и каждое слово отзывалось крошечными вспышками в глазах Чарли.

— Ты ведь понимаешь, что означает мой уход? — начал отец.

Чарли молчал и слушал.

— Он означает следующее: все, что тебе известно, — ложь.

У Чарли противно засосало под ложечкой. Он замер и пристально уставился на отца.

— Я не жду, будто ты поймешь меня, в конце концов, ты еще слишком мал, — сказал отец, — Но думаю, даже ты способен уяснить мои слова: почти все то время, пока ты рос и пока мы жили вместе одной семьей, я… мне хотелось находиться в другом месте.

Он умолк и дал Чарли несколько секунд, чтобы обдумать его слова.

— Но… — промямлил Чарли.

— О, — сказал отец, подняв руку, — не говори ничего. Ты скажешь, будто ты не имел об этом ни малейшего понятия. Тебе казалось, будто я счастлив. Да?

Чарли промолчал.

— Ты знаешь, каков ответ, сынок, — сказал отец.

— О нет… — пробормотал Чарли.

Под ложечкой у него засосало еще сильнее.

— Я делал это ради тебя, — медленно сказал отец. — Четырнадцать лет, четырнадцать лет я прожил во лжи, я терпел ради тебя. Вот так. — Он растянул губы в улыбке. — Кое-что в нашей семейной жизни было замечательно. И я люблю тебя, Чарли. Ты мой сын.

— О, папа… пожалуйста.

— Однако факт остается фактом: какие бы добрые воспоминания у тебя ни сохранились о нашей жизни, сколько бы ни было в ней хорошего, теперь все изменилось.

Он немного помолчал.

— С этих пор, всякий раз, когда ты будешь вспоминать о том времени, когда ты жил со мной, когда будешь вспоминать свое детство и все, что в нем было хорошего, ты будешь гадать, — он наклонился к столу, — были ли мы счастливы.

— О нет, — прошептал Чарли.

— Были ли мы в самом деле так счастливы, как тебе казалось?