Анастасия Вихарева - Черная книга колдуна

— Да где уж благоприятное? — скрипнули зубами впереди. — Отец на сына, дети на родителей, народ на народ, и плен, и голод…

— Вот за что мстил своему народу? — задался кто-то риторическим вопросом. — А нам за что мстит?

— Чтобы знали, как это рабом да со смирением.

— Самим бы уши-то пообрезать! — возмутился парнишка, рядом со стариками, которые все это время тихо улыбались, прислушиваясь к разговору. — А что?! — пожал он плечами. — Вроде как и убийства нет, и не калекой не стал — а еще молитву прочитать над спящим, чтобы хоть как-то душе помочь. Она, поди, сама себе не рада, такой ужас в себе носить! Как при таком муже жить, который за мужика молится, а не за душу?!

— Умирают их души-то, сразу, когда иго накладывают, — посочувствовал старик, который был пониже, перестраиваясь и пропуская балагура, оставаясь в толпе, которая слушала молча. — Это с одной стороны оно легко, а с другой божьего света не видать. Руки на себя накладывают или люди убивают.

— Волхвы наши не одну тысячу лет с Богом разговаривают. Учили, что все мы дети Богов наших, Роси и Дажьбога, внуки самого Сварога и правнуки Рода. А эти говорят, будто врут они, что у Бога один только он сыном, Иисус, — там, где теперь шел старик, сразу оживились.

— Дедушка, а что это за проклятие такое: шило? — спросил парнишка неподалеку от Кирилла, обратившись к старику.

Кирилл тоже навостри ухо, в глубине чувствуя, что это важно, только пока не мог понять, почему.

— У тебя, сынок, душа есть, девица, в узелок вас духи завязали. Так Родом написано, чтобы за едину жену посягать. Ты дух, она душа, а у нее наоборот — она дух, а ты ей душа. Сызмальства она тебе дается, крепость твоя, или беда, если в руки хулителям попала. Ударят тебя, она боль почувствует. Ее ударят, твое сердце кровью обольется. Шило — это когда по лицу бьют, по детородным органам стегают, несут всякий бред, чтобы душу проклятой по свету белому отпустить. А то мылом присушат — в любви объясняются, поглаживают да проповеди читают, чтобы в ноженьки душа кланялась. Или то и другое, чтобы сама к ним пришла и кланялась, и проклятой была, истребленная из народа. Хоть шило на мыло, хоть мыло на шило — а все одно, смерть! А еще в ухо нашепчут, чтобы мать с отцом не признавал, чтил Христа поганого и жертву перед Родом не ложил, не искал убийц и грамоту забыл — все, чему нас пращуры учили. И служить заставляют, чтобы не вздумал убежать. Презирал бы народ свои и выдал человека, который правду людям кажет.

— Только это и помнит человек, — усмехнулся молчаливый спутник впереди Кирилла. — А противиться начинаешь, боль выходит или сон одолевает. Тошнит людей от правды, тяжело им на нее смотреть, если своими глазами…

— Это демоны дасу начинают пугать людей и веревки кажут. А если боль выдавить, слова их поганые, которые как змеи жалят, сами выйдут, — старик покачал головой. — И ничего с ними не поделаешь. Куда ты, туда и они.

— Неужели такое возможно сделать с человеком? — не поверил Кирилл. — А что есть ваша вера? — полюбопытствовал он, удивившись, как много узнал о своей истории.

Оба старика тяжело вздохнули, переглянувшись.

— Род — Прародитель всего сущего. Сварог — Дух, сознание Его. Перун и Валес — два царства… Перунько — Небо, громовержец. Валес — Земля, все, чем сыт человек. Стрибог — истина света ученья Перунова, которою человек видит и слышит, а знание, это — Даждьбогово, мира небесного, и учит оно как чистым стать перед Родом-батюшкой. И когда боги разжигают Огонь Семаргла — разум у тебя появляется, который видит правое и неправое, умеет отличить черное от белого… Ученье наше не простое, каждого Бога надо потрогать, понять, уметь подойти к нему да поздороваться… Даже Буря Яга Усоньша Виевна, жинка Валеса, дочь Кощея Бессмертного, Рода-батюшку радует, как Дива Додола, жинка Перунова. Тут она, вроде и камень, а живое дерево родит, зверя или птицу, когда мудрого Валеса слушает. Или вот, Макошь. У каждого человека судьба — прядет она нити от рождения до смерти. А Доля и Недоля узелки не глядя завязывают… Нити и узелки не простые, волшебные! Наложили на тебя шило, и судьбы у тебя нет, одни узлы Недоли. Или мыло, вроде Доля, а все одно Недоля. А если клубок распутать да узелки развязать, может человек изменить судьбу, это уже Доля завязывает, по уму и на доброе. Или Марена, жена самого Кощея, царит она здесь, все умирает, и люди, и звери, и злые, и добрые… А в Небесном царстве она невеста Дажьбога, там уходит по велению Рода, со знанием, в тоске по-новому…