Анастасия Вихарева - Там избы ждут на курьих ножках...

И думала Манька, вот скажет ей Благодетельница:

«Вижу, Маня, добрая ты и скромная. Мучила я тебя напрасно, а ты не хаяла. Поняла, что ошиблась я, пришла и доказала, что не права. Знать, любишь меня. И не еретик. Все, бывает, ошибаются, но не каждый готов принять ошибки других и простить. И я тебя полюбила. Вот бы все такие были!»

И обнимет она ее, и покормит с дороги, и расспросит, как оно там на другом краю государства…

И, может быть, думала Манька, покажет Благодетельнице, как надо управлять государством, чтобы простой человек мог любить ее беззаветной любовью, той самой, о которой радела.

Надежда ее крепла день ото дня. Бывало такое, редко, правда, что вроде не понравилась она человеку — а поговорят, и поняли друг друга. Только, зябко поеживаясь, скажет, что, мол, Манька, ты по началу страшная показалась, будто вампир из тебя глядит — а вот не злая, и не дура!

Но опять же примечала, что если человек мнение не изменит, дела у него обязательно разладятся. Радиоведущая изгаживала таких людей по всем правилам тайного и явного искусства, проникая в сознание с электромагнитными волнами и разными посыльными, пуская о человеке дурную молву. И начинали человека сторониться за порочащую связь, отказывая и там, и тут. Головами качали, просили одуматься, доверять переставали. Вот и получалось, что опять права была Благодетельница, когда предупреждала не потакать недругам, в числе которых числила Маньку.

Но ведь и это от нее самой шло!

Как ни крути, получалось: надо, надо идти к Благодетельнице! А иначе ложись в гроб и помирай…

Сказано, сделано… Засобиралась Манька в дальний путь.

И как только решилась на такое дело — тут же обозвали ее Манькой-дурой. До этого-то обычно звали дура-дурой.

Но она не расстроилась: не каждому дано было понять ее затею, особенно, если человек радио слушал, внимая с верой, не особо вникая, правду ли оно говорит. Репутация ее была подмоченной еще до того. А вот пускай, потом скажут, что не дело задумала, когда Ее Величество во всеуслышание признается, что неправа была, помянув по радио имя ее! Вот уж удивятся!

Поход предстоял непростой. И так она думала, и так, как повидать первое лицо государства. Не слыхала она, чтобы человеку, если его во дворец не пригласили лично, удалось бы повидать Благодетельницу и обратно живым вернуться. В жизни такого не было. Запросто могла она добраться до дворца, но кончилось бы тем, что или бунтарем назовут и на кол посадят, или горстку пепла оставят от нее царевы драконы, мимо которых и мышь не проскочит. Если не хотел кто встречи из Благодетелей — не достать его было. Очередь к ним была расписана по минутам на сто двадцать лет вперед. И опять же, не было такого, чтобы кто-то дожил до обозначенного часа… Но жить-то хотелось сейчас, а не через сто двадцать лет!

Нет, добраться до Ее Величества нужно было живой и невредимой. Не для того она собиралась к Совершенной Женщине, чтобы разом обречь себя на другую беду.

Пробовала примкнуть к оппозиционерам. В государстве их было много, но оппозиционеры открестились от нее, как от чумы. Как все прочие — только еще злее, ибо опозиционировать в государстве не каждому разрешали, а только тем, кто за это из государевой казны зарплату получал. А когда понимали, что к ним лезет конкурент, изводили не хуже Благодетельницы, будто хаять шла, а не поговорить по-человечески — со смирением, с надеждой, с чаянием, чтобы как раз успокоить.

Помощи ждать оказалось не откуда, никто рассматривать ее нужду не собирался. Как ни крути, а получалось — неблагонадежная.

И куда? Где живут Их Величества, никто толком сказать не смог. Все говорили: «Там!» — и неопределенно показывали рукой, и каждый раз в разную сторону.

Пробовала она письмо написать. Письмо вернулось в деревню с припиской: «По такому адресу указанное лицо не проживает, а если вы еще писать станете, мы сами к вам приедем, чтобы Благодетелям пожаловаться, на которых вы пожаловались!»

И кузнец господин Упыреев с жалобой на кузнеца господина Упыреева, погрозив кулаком, разобрал ее жалобу так:

— И пусть письмецо тебе станет уроком! А когда придет страшный человек, не удивлюсь… Страшен я, Маня, в гневе!

На карте столица была — на другом краю государства, но сами столичные признавались, что ни разу Царя и Царицу не видели. Разве что драконы над столицей иногда появлялись, выявляя вражеские лица. Но они и над Манькиной деревней летали туда-сюда…