Наталия Белкина - Сердце-океан

Так вот, к пятнадцати годам, я стала внимательней разглядывать себя в зеркале. Красавицей я, конечно, назвать себя не могла. А с точки зрения глянцевых журналов, которые мне иногда удавалось утаскивать из чужих квартир, я и вовсе была не comme il fait. Рост мой едва достигал ста пятидесяти сантиметров. Кожа была смуглой, словно цыганских кровей, глаза — темно-карие и узкие, а мне хотелось, чтоб были голубые и ясные. О фигуре и говорить нечего — явный нестандарт. Хотя я и была довольно стройной, но от идеала фотомодели была явно далека. Однако мне повезло с волосами. Они были неопределенного темного цвета, но зато легко вились. Правда никакого преимущества для своего внешнего вида я из этого извлечь не могла, потому что по роду своей опасной деятельности нещадно обрезала свои пышные локоны. Поэтому прическа у меня была просто ужасной: короткие непослушные пряди торчали всегда в разные стороны полукольцами и никак не хотели ложиться на место. Ну, а Лисой меня прозвала одна старая учительница за узкие и чуть раскосые мои глаза. От нее и пошло это прозвище.

— Степка, как ты думаешь, я красивая? — спросила я однажды своего приятеля.

Куч в то время каким-то чудом учился в каком-то училище и не пытался даже завязывать со своим промыслом. Он вырос в симпатичного парня, имел свою однокомнатную квартиру, которая досталась ему от умершей бабушки, единственной его родственницы, и иногда солидные, а иногда и не очень, капиталы. Он уже выпустился из детдома, вел самостоятельную жизнь и потому был объектом пристального внимания многих местных девушек. Иногда и не без взаимности.

— Ты что, Лиса? — удивился он, услышав мой вопрос. — Нашла, кого спрашивать!

— А кого же еще?

— Я ведь тебя с пеленок знаю.

— Ну и что? Можешь ты на меня объективно взглянуть?

Куч не мог взглянуть на меня объективно. Это значило бы начать воспринимать меня, как сексуальный объект, а у него этого не получалось. Он и называл-то меня всегда сестренкой. Но кое-чего я от него все же добилась.

— Вообще, вырастешь когда, может быть, будешь еще ничего, — заметил он растерянно.

— А сейчас?

— А сейчас ты еще малая.

Я действительно не выглядела на свой возраст. Мне давали обычно лет тринадцать не больше.

— И потом, ты себя неправильно ведешь, потому и парни наши на других смотрят, — продолжил он объяснение. — Почему косметикой не пользуешься? А ходишь как?

— Как?

— Как пацан. В штанах этих драных все время. Юбку надень хоть раз, да покороче. Ноги покажи.

— Нет уж! Никому я свои короткие ноги показывать не буду! — возмутилась я.

— Ой, боже! Да какая парням разница: короткие, длинные?

— Почему же тогда все модели длинноногие?

Куч взглянул на меня как на умалишенную.

— Модели? Ну, знаешь, голубушка! Если бы все мужики только моделей трахали, белый свет бы вымер давно.

— Я вообще-то не про это.

— А про что?

— Про любовь.

Степа покрутил пальцем у виска.

— Спорю, ты осталась последней девственницей во всем детдоме. И это в шестнадцать-то лет! Как тебе удалось-то это только?

Наверное, я все-таки отставала от своих подруг в развитии. Впрочем, я подозревала, что наши мальчики обходили меня стороной именно из-за Куча. Он пользовался авторитетом в доме, и не дай им Бог был меня обидеть. "Жениться еще заставит", — говорили они в шутку, а может и всерьез.

Вы, наверное, думаете, что у меня водилось уйма денег, раз я промышляла воровством? Деньги, в общем, были, но… Видели ли вы когда-нибудь дикую лисицу? У нее впалые бока и ободранная шкура. Она вынуждена постоянно охотиться, чтоб прокормиться самой и выходить детенышей. Она должна быть хитрой, чтоб выжить. Иногда она и в курятник наведывается, и порой не без последствий. Достается ей по полной. На нее ставят капканы, в нее стреляют, ее травят собаками…

Большую часть того, что я утаскивала из богатых и не очень домов, я отдавала степкиной «крыше», которая меня в это и втянула. Мне доставалось от этого не так уж и много. Но и то, что я получала, откладывала. Я копила на свою мечту. О ней не знал никто, даже Куч. Я боялась, что и он и другие станут смеяться надо мной. Впрочем, я правильно считала. Моя мечта действительно была смешной: я хотела купить дельтаплан.

Я часто летала во сне, и это ощущение абсолютной свободы и холодного ветра так крепко захватывало меня, что становилось не просто нереальной фантазией, а навязчивой идеей. Я знала до мельчайших деталей, из чего состоит дельтаплан и как его построить. Для этого я даже заставила себя полюбить ненавистную ранее математику. Сначала я хотела соорудить его сама, но вскоре поняла, что не смогу, никого больше не привлекая к этому. В мечтах своих я видела себя летящей высоко в небе на нем: белоснежном, блестящем на солнце, словно парус в безбрежном синем море, словно гордый альбатрос в беспредельной, ослепительной вышине. От этих мыслей грудь переполнялась восторгом, и слезились глаза. На мою мечту мне не хватало еще много денег.