Иней Олненн - Книга 1. Цепные псы одинаковы

Парнишка улыбнулся и с радостью взялся сапоги с ног стягивать. На сей раз никто Ингерду не возразил, потому что страха у них почти не осталось. Эйрик похлопал Травника по спине и сказал:

— Если собираешься сапоги здесь бросить, чудесный отрок, то лучше забудь об этом. С собой понесешь, понял?

— Понял, — пожал плечами Травник. — Чего ж не понять?..

К ним неслышно готтары подошли — два ветхих старика с длинными бородами седыми. Старики такие высохшие были, что, казалось, ветер их переломит, но нет, эти готтары — что посох ясеневый, сам тонкий, а по спине протянешь — спина сломается.

Помрачнел Ингерд, думал, корить его сейчас готтары начнут за то, что беду на их племя накликал. Волк и сам это понимал, да где слов взять, чтоб повиниться? Мертвых словами не поднимешь…

Стоит, значит, в землю смотрит, прядь белая на лоб упала, ждет от готтаров наказанья. А они и говорят, а голос-то — что у одного, что у другого — сильный, звучный:

— Сила и удача нашего племени с тобой в дороге, Волк. Оставь сомнения свои, чтоб не дрогнул ты в урочный час.

Ингерд вскинул голову. В глазах старых готтаров — ни тени упрека, только предчувствие неизбежности.

— Как же… как же избавиться мне от сомнений? — глухо спросил он.

— Нужно верить. Верить в то, что делаешь. Верить всю жизнь. А если в конце пути поймешь вдруг, что ошибался — тебе не перед кем будет стыдиться за свою ошибку, ибо ты предстанешь перед Эльмом Светлым. Ты предстанешь перед Богом.

Тяжкая вина, которую возложил на себя Ингерд, заставила его опуститься на колени. За все свои ошибки и сомнения, за всех друзей и врагов, за всех живых и мертвых просил он прощения у этих двух стариков. Один из готтаров положил ладонь ему на голову и промолвил:

— Иди вперед с легким сердцем, отринь печали и надежды. Что бы ты ни сделал — все будет славно, ибо ты уже сделал достаточно.

Он поднял Ингерда с колен и добавил:

— Наши границы всегда открыты для тебя и для тех, кто с тобой. А теперь — прощай.

Ингерд поклонился, и Эйрик, и Оярлик, и Орел, и Травник. Седовласые готтары долго еще стояли на дороге и глядели им вслед. Как два дерева на холме, что путник издали замечает и говорит себе:

— Ну, вот я и дома.

В лесу, на той поляне, где кайдабы стояли, они повстречали давешнего старика, в звериные шкуры одетого. Он стоял у высокого камня и сам был похож на камень — застывший, неподвижный. Может, он и слышал шаги и голоса, но головы не повернул. Ветер раскачивал кроны берез, и по лицу старика волнами пробегала тень. Ингерд взглянул на камень, сверху донизу испещренный Рунами, но изломанные значки по-прежнему оставались ему непонятными. Аарел Брандив шагнул вперед и загородил камень собой. Ингерд думал — от него, но оказалось, от — старика.

— Опомнись, — сказал он ему. — Не то сердце твое разорвется.

Старик поднял на него взгляд — холодный и чужой.

— У атаннов есть душа, — произнес он. — Но сердца у них нет.

— Нет! Не говори так, — Аарел Брандив отшатнулся, как от удара.

— Ты не хочешь этого слышать? — старик смотрел Орлу в глаза и не отпускал его взгляда. — Ты забыл, как зовут тебя? Забыл, кто ты есть?

— Нет, — прошептал Аарел Брандив. — Я помню.

— Назови себя, — потребовал старик.

Орел молчал, кровь схлынула с его лица. Ингерд невольно отступил. Он не понимал их разговора, но он страшил его.

— Назови себя! — повелительно крикнул старик, ударяя посохом в землю. Трава на земле обуглилась.

— Тебе не заставить меня… — Аарел Брандив яростно сжал кулаки. — Ты не сможешь. Нет у тебя такого права!..

Старик рассмеялся. В его смехе не было угрозы, только горечь.

— Я знал, что ты вспомнишь о праве и о долге. Да!.. Нет у меня права заставлять тебя, ибо ты атанн, как и я. У меня нет права любить, и у тебя его тоже нет.

— Без любви наши руки слабы, а помыслы наши — бесцельны, — вскинулся Аарел Брандив.

— Нет, — покачал головой старик, — это любовь делает наши руки слабыми, а наши помыслы — сиюминутными. Дельвеле, Кугун! Остерегись! Ты — атанн, но если ты откроешь свою душу для любви — ты познаешь великую боль. Для нас не существует времени, ты хочешь, чтобы боль была вечна? Взгляни на меня. Я забыл, что я атанн и что путь людей — не мой путь. Я забыл и поплатился сердцем своим. Моя боль будет вечной. Дельвеле, Кугун! Эгнар ве наи!..

И неожиданно старик шагнул к Одинокому Охотнику и обнял его, точно хотел защитить. Ингерд обернулся на своих друзей. Эйрик и Оярлик глядели удивленно и настороженно, Травник таращился в небо — он-то все понимал и не хотел с Ингердом глазами встречаться.