Робин Мак-Кинли - Красавица

– Но твоя лесть не спасет от смерти, которую ты заслуживаешь.

– Увы, – ответил Отец и упал на колени. – Но прошу, позволь молить о пощаде: достаточно несчастий выпало на мою долю.

– Твои несчастья оставили тебя без чести, ведь ты украл мою розу, – проворчало Чудовище, но, казалось, оно было готово выслушать Отца, и тот, в отчаянии, рассказал обо всех неприятностях, что с ним произошли. И добавил:

– Мне казалось ужасным, что я не смог достать небольшой пакет семян роз для моей дочери Красавицы, а она ведь просила только об этом; когда я увидел ваш чудесный сад, я подумал, что, по крайней мере, привезу хотя бы одну розу для нее. Я нижайше прошу вашего прощения, великодушный господин, потому что вы знаете, что я не хотел причинить вреда.

Чудовище задумалось на мгновение, а затем сказало:

– Я сохраню тебе твою ничтожную жизнь при одном условии: ты отдашь мне одну из своих дочерей.

– Ах! – воскликнул Отец. – Я не смогу этого сделать. Вы считаете, что я бесчестен, но я не настолько жесток, чтобы выкупить свою жизнь ценой одной из моих дочерей.

Чудовище угрюмо хмыкнуло.

– Я уже было начал думать о тебе хорошо, купец. Так как ты показал себя смельчаком, я успокою тебя, сказав, что твоя дочь не пострадает ни от моих рук, ни от кого-либо еще, живущего в моих землях. – Оно вытянуло лапу, указав на все широкие поля и замок посередине. – Но если она придет, то пусть останется здесь по своей воле, потому что любит тебя настолько, чтобы спасти твою жизнь, и потому что смела и сможет перенести разлуку с тобой и со всем, что ей знакомо. Только так я смогу принять ее.

Оно замолчало; ни звука не было слышно – лишь тяжелое дыхание лошади. Отец уставился на Чудовище, не в силах отвернуться; оно перестало созерцать зеленое поле и посмотрело на человека.

– Даю тебе месяц. Через четыре недели ты должен приехать сюда один или с дочерью. Ты легко найдешь мой замок – нужно только потеряться в окружающем его лесе и он сам тебя найдет. И не думай, что можно спрятаться от своей судьбы – если ты не вернешься через месяц, я сам приду и найду тебя!

Отец не смог ничего больше сказать; у него был месяц, чтобы попрощаться со всеми, кто был ему дорог. Он с трудом взобрался на лошадь, потому что рядом стояло Чудовище: животное очень нервничало и не могло стоять спокойно.

Как только Отец взял поводья, Чудовище вдруг подошло к нему.

– Возьми розу для Красавицы, и на этом пока простимся. Твой путь лежит туда, – оно указало на блестящие серебристые ворота. Отец и позабыл о цветке; он взял его в руку, сжавшись от прикосновения Чудовища; и как только он забрал розу, оно молвило:

– Не забудь о своем обещании!

И ударило лошадь по крупу. Животное метнулось вперед, заржав от ужаса, и галопом помчалось по полям, словно спасая собственную жизнь. Ворота резко распахнулись, когда всадник приблизился, и он проехал сквозь них, попав в густой заснеженный лес, едва ухитрившись успокоить бедное животное, чтобы оно пошло нормальным шагом.

– Я не помню остальной части пути, – продолжил Отец. – Снова пошел снег. Я держал поводья в одной руке, красную розу в другой. Не помню, чтобы останавливался, пока лошадь не дошла до деревьев, в просвете которых я узнал наш дом.

Отец замолчал, и, так как не мог смотреть на нас, он снова обратил свой взгляд на огонь. Тени от полыхающего пламени завертелись вокруг красной розы и казалось, что та кивает, подтверждая рассказ Отца. Мы все были потрясены, не понимая ничего, кроме того, что несчастье свалилось на нас – опять, словно тогда, когда дела в Городе были разрушены. Было невозможно представить, жизнь без наших денег, нашего дома, наших занятий; но эта весть ошеломляла и ужасала. Все было гораздо хуже, и мы только начинали понимать, что на кону стояла жизнь Отца.

Не помню, сколько продлилась тишина. Я уставилась на розу, такую молчаливую и безмятежную на полке камина, и услышала свой собственный голос, говорящий:

– Когда закончится этот месяц, Отец, я вернусь туда с тобой.

– О, нет, – выпалила Хоуп.

– Никто не поедет, – сказала Грейс.

Жэр замер, глядя на свои руки. Отец продолжал глядеть на пламя, и после короткого молчания, произнес:

– Боюсь, что кто-то должен поехать, Грейс. И я еду один.

– Нет, не едешь, – возразила я.

– Красавица, – запричитала Хоуп.

– Отец, – произнесла я. – Оно не обидит меня. Оно дало обещание.

– Мы не можем отдать тебя, дитя, – заметил Отец.

– Хммм, – откликнулась я. – Мы не можем отдать тебя.