Светлана Зорина: Глаза тьмы

Поначалу всё это напоминало стихийное бедствие. К счастью, сантарийка сумела сама навести порядок. Что ни говори, а будущая правительница в ней чувствовалась. Больные занимали очередь, но самых тяжелых пропускали вперёд. Гинта обзавелась помощниками. Сама она принимала пациентов через день, но если её в каких-то особых случаях вызывали в лечебницу, отправлялась туда в любое время дня и ночи. Казалось, возня с больными приносит ей гораздо больше радости, чем все те блага, которые дарует жизнь во дворце бога.

Айнагур посоветовал своему кумиру почаще появляться в лечебнице вместе с сантарийкой, а все абеллурги в городских храмах говорили прихожанам, что Эрин наделил одну из своих абельмин частицей своей силы и теперь она по его повелению исцеляет его подданных. Сам бог слишком велик, чтобы касаться каждого смертного, тем более что многие люди этого и не достойны, но Эрин милостив и готов помогать даже самому презренному из своих подданных. И делает он это руками своих слуг. Айнагур опасался, что сантарийка возмутится, услыхав, что её заслуги приписываются другому. В конце концов, ей ничего не стоило доказать лживость всех этих проповедей. Но аттана из Ингамарны слушала их со снисходительной улыбкой. Так улыбается взрослый, когда ведёт тайпу и смотрит на ребёнка, который держится за руль и воображает себя водителем. Сантарийка не собиралась ничего доказывать, она лишь попросила у бога разрешения открыть при лечебнице школу целителей. Разумеется, разрешение было получено, и Айнагуру пришлось с этим смириться. Большинство валлонов до недавнего временя боялись сантарийских колдунов и не доверяли их методам лечения, но теперь, когда всё это делается от имени бога и освящено его покровительством… Будущая минаттана умела извлекать выгоду из любой ситуации. Айнагур ненавидел Гинту, но в глубине души не мог не восхищаться ею. Как она владели собой, эта четырнадцатилетняя девчонка. Она одним взглядом могла поставить на место кого угодно. Абельмины, которые за её спиной постоянно злословили на её счёт и высмеивали каждое её движение, ни за что не осмелились бы вступить с ней в открытый конфликт. Сказать она тоже умела. И при этом никогда не говорила лишнего.

Через несколько дней после перестрелки в Нижнем городе в летнем театре дворца показывали какой-то спектакль. Айнагур пришёл сюда не ради представления. Ему хотелось побыть рядом со своим кумиром, который всё больше и больше от него отдалялся. Айнагур сел справа от мальчика, сантарийка сидела слева от него, и он разговаривал с ней гораздо охотнее, чем с абеллургом. Потом он пожаловался на скуку и ушёл. Актёры на сцене, казалось, и сами изнывали от скуки. Айнагура и Гинту разделяло лишь пустое сиденье. Они ещё ни разу не оставались наедине.

— Тебе не надоело, абеллург? — с улыбкой спросила юная аттана и, не дождавшись ответа, вышла.

Публика постепенно расходилась, а Айнагур всё сидел, пригвождённый к месту этим вроде бы невинным вопросом. «Тебе не надоело, абеллург?» Он знал, что девчонка имела в виду не спектакль. Во всяком случае, не тот скучный спектакль, который разыгрывался на сцене.

Из неё выйдет отличная правительница. А из него правитель. Этот мальчик… Он походил на Ральда, но не во всём. Тот был рождён в семье властителя, но власть не привлекала его. Скорее наоборот. Тяжкий дар предвидения освобождал его от страстей, свойственных большинству. Наверное, сквозь призму этого дара многое кажется суетным и лишённым смысла…

Этот мальчик на многое смотрел иначе. И роль правителя его на тяготила. Он не упивался властью, вовсе нет. Он просто воспринимал её как нечто, принадлежащее ему по праву.

Айнагур дорвался до власти ценой неимоверных усилий и, несмотря на долгие годы своего почти единоличного правления, относился к ней по-прежнему с трепетом. Он трясся над ней, как вор, похитивший сокровище, обладать которым он не достоин, и живущий в вечном страхе, что у него это сокровище отнимут.

Он знал, что отнимут. Уже отнимали. Этот мальчик, нынешний бог. Настоящий, в отличие от всех предыдущих. И править он мог по-настоящему. Здесь никто но смел ослушаться Айнагура, но с какой радостью слуги кидались выполнять приказания юного бога. На него не обижались, даже если ему случалось не по делу вспылить. Он всех покорял своим обаянием, великодушием, своим врождённым благородством, которое сквозило в каждом его жесте. Айнагур видел, как он сражался на турнирах, командовал корабельными войсками, как разговаривал с командирами дворцовой гвардии. Взрослые мужчины отчитывались перед этим хрупким с виду отроком, как перед своим правителем. И они любили его. Айнагура же только боялись. Когда-то это льстило ему. Когда-то ему казалось, что власть, основанная на страхе, может быть прочной.