Дмитрий Денисов - Изначальное желание

— Он спятил, — уже громче завопил тот, кого я обчистил, но я воскликнул еще громче.

— Презрен тот, кто на муках чужих строит счастье свое! Презрен тот, кто порабощает других, равно как и тот, кто дает себя поработить. Презрен тот, кто, не умея летать, режет крылья тому, кто умеет. И пьет кровь его… ха, ха, ха!

От леденящего душу холода они на миг оробели, и я почерпнул огромную силу из их мимолетного страха. Я издевательски и злорадно смеялся, тем самым, опутывая их сердца еще большим страхом. И сомнением, что стало заползать в глубины их скудных умишек. Казалось, дрожали каменные стены, ни разу в жизни, не слыхавшие подобного хохота. Дрожали, в буквальном смысле. Известковая кладка крошилась и вывалиливалась, рождая выщерблины. Мелкие камешки зловеще звякали о булыжники мостовой. Да, признаюсь, нечасто я так смеюсь. Нечасто мне бывает так хорошо. Но уж так заведено — если тебе хорошо, то кому-то обязательно плохо. Хотя бы тем, кто тебе со злостью завидует. Правда, как известно, чужая зависть есть показатель вашего успеха. И я смеялся. А сквозь смех пробивались мои слова:

— Так зачем же вам золото? Чего желаете вы, люди добрые? Че-го?!!!

— Твоей смерти! — стряхнув легкое оцепенение, произнес вор из таверны, очевидно глава шайки. Они медленно двинулись на меня, сжимая в тесном каменном переулке. Глаза их разгорались глубинной ненавистью и жаждой расправы. А также жаждой обогащения. Ведь они точно уверены — при мне имеется золото. Иначе бы не устраивали всего этого. Вряд ли они выслеживали меня, в надежде поведать о своих желаниях. Хотя желания их очевидны. Острая сталь голубела в пепельном свете луны, предвкушая близкую развязку.

— Вы желаете моей смерти? — на всякий случай переспросил я.

— Причем скорой, — и ответил, и уточнил рослый страж, закованный в непробиваемую сталь. По крайней мере, он уверенно считал ее таковой.

— Тебе не уйти, — с холодным равнодушием добавил вор, которого я безжалостно обокрал. — Пути отступления перекрыты. Мы вооружены, и нас шестеро. Советую не дурить и не делать глупостей. Отдай подобру все свое золото, и, быть может, мы тебя пощадим.

— Тогда знай, — подхватил я, с таким же холодом бросая слова в ночь. Ночь содрогалась в предчувствии крови. — Зарясь на мое золото, ты заришься на свое!

На миг они замерли, поверхностно осознав смысл. Я воспользовался заминкой и продолжал:

— А, угрожая жизни моей, угрожаешь своей. Ибо все мы относимся к другим так, как желаем, чтобы другие относились к нам. Это закон, не нами придуманный, но полновластно утвержденный и действующий с момента сотворения мира. Лишь поэтому я готов исполнить ваше желание и покарать вас: обобрать и растерзать. Ведь это не мое, но ваше глубинное и страстное желание, потому что вы желаете это мне. Я лишь приведу в действие сей приговор.

— Это я и так знаю, — с презрительной насмешкой донеслось из темноты. — Да ты, никак, проповедником был? Ха, это забавно. Таких мы еще не убивали. Что ж, ты во многом прав, да только в самом главном ты ошибся. Все твое УЖЕ принадлежит нам! И сколько не хвались речами, ты не властен более изменить ничего…

— Ты не понял, человек, — не унимался мой ледяной хохот, — здесь УЖЕ твое золото!

Я вызывающе достал кожаный кошель и тряс перед ним, словно дразнил собачонку лакомой косточкой.

— Твое! Твое личное! Лично тобой украденное у кого неизвестно. Но, раз не попался, то твое оно полновластно. Понял теперь? Это твой кошель, твой… равно как и жизнь, которую ты можешь сохранить еще! Неужели я витиеват и говорю неясно?!

На миг он замер, а после принялся лихорадочно шарить под одеждами, точно его кусали блохи. Как вдруг остолбенел. Лицо его, искаженное лунным светом, приняло встревоженное выражение. Никак нащупал срезанные ремешки. Такой опытный вор, и только сейчас обнаружил свою пропажу. Да, видимо его ни разу не обирали. Ни разу серьезно не угрожали.

Но все когда-нибудь случается в первый раз.

Следом волна удивление достигла моих обостренных чувств. Как он был удивлен! Еще бы — кто-то обокрал самого главного вора в его же таверне. И этот кто-то стоит напротив, под угрозой нескольких лезвий. Стоит и вызывающе смеется, издеваясь прямо в лицо. А в руке его болтается тот самый кошель, что недавно принадлежал этому вору. В другой его руке безвольно бьется их девушка — приманка, на сей раз сама угодившая в капкан. И всего-то простой уличный бродяга. Нищий оборванный странник… по крайней мере с виду.