Павел Блинников - Семь Толстых Ткачей

Но они, наконец, вошли в квартиру. Он сразу потащил ее в спальню. Она не торопилась, и пока он раздевался, полезла в шкаф с одеждой.

— Какой красивый пеньюар, — сказала Аня, снимая с вешалки белье Маши.

— Это я подарил ей на восьмое марта. Ну, иди же ко мне…

— Я хочу его надеть.

— Зачем?

— Это будет так эротично. И потом, могу же я хоть раз побыть в роли твоей жены?

— Ты можешь все что угодно детка! Только быстрее.

— А куда ты спешишь?

— На пожар милая…

— Пусть пожар постоит еще пару минут. Надо уметь получать удовольствия от жизни Ден, а то это превратится в простую интрижку.

— Господи как же ты хороша. Позволь, я помогу тебе переодеться.

— Позволяю.

— Твоя кожа… о-о-о!

— Да, у меня гладкая кожа. Везде гладкая… ум-м. Хорошо дорогой, но не спеши так. Только когда я переоденусь.

— Твоя грудь…

— Ай, больно!

— Зато приятно.

— Приятно-о-о-ой, отстань! Ложись я устрою тебе стриптиз наоборот.

— Это как?

— Сначала разденусь, потом оденусь.

Маша подошла к подъезду.

— Да когда же ты прекратишь?

— Уже иду милый. Только обещай, что мы не закончим через пять секунд.

— Я постараюсь детка, но не обещаю.

— Тогда позволь мне управлять. Ложись на спину. Вот так…

— О-о-ох!!!

Маша вошла в лифт.

— Быстрее! Прошу быстрее не останавливайся!

Маша вышла из лифта и удивилась, почему дверь в их квартиру приоткрыта. Но все же, время обеда, значит, Ден приехал поесть. И как она могла забыть про этот отчет?

— А-а-а-а-а! — крик Ани скрыл щелчок двери. Маша в прихожей покраснела.

— Да, да не останавливайся!

— Ты любишь меня Денис?

— До смерти, только про-до-лжа-ай!

Если бы Машу спросили: "Какое твое самое яркое впечатление?" — она ответила бы, не думая и секунды. Конечно свадьба. Она помнила каждую, деталь каждую мельчайшую подробность. Во что оделся каждый гость, запахи, летающие в церкви, роскошный праздничный пир в ресторане. Вкус его поцелуя… И она верила, что эта картина останется самой запоминающийся, самой яркой, и такой приятной. Это ведь так прекрасно, когда самое яркое, оказывается самым приятным. Она решила, что вырежет это в извилинах мозга, и навсегда пригреется тем моментом. Но она ошибалась. По узорам памяти, прошел рубанок новизны.

Красивая молодая девушка в ее красном пеньюаре, медленно подпрыгивает на ее муже. Она запомнила все. То, что у нее ногти на ногах накрашены желтым лаком, или то, что в волосах серебряная заколка в форме шелкопряда, то, что на спине три маленькие точки родинки, образовали ровный треугольник, и отличные рельефные икры. А вот он представился расплывчатым пятном. Иногда детали проступали, сквозь слезную пелену, но кусками. То лицо, сведенное радостью удовлетворяемой похоти, то исхудавший пресс, то обручальное кольцо на ее ягодицах. Новая картина выжгла старую паяльником, и начертала саму себя. Маша вышла из спальни, не говоря, ни слова. Она машинально взяла отчет с журнального столика, и пошла из квартиры. И тихо-тихо прикрыла входную дверь, чтобы не мешать.

Выйдя из дома, она не села в машину, а направилась в сторону метро. Надо подумать, надо понять. Настроение завиляло, как собачий хвост, холодная ярость сменялась тихим безразличием или грустью. Как он мог! Скотина, в нашей постели, да еще позволил надеть мой подарок на восьмое марта! А может, я виновата? Может потому что мы этим мало занимались, ему пришлось искать удовлетворение на стороне? Или это, потому что у нас нет детей? Теперь все кончено. Я не смогу больше до него даже дотронуться… Господи, ну какая же он скотина!

С такими мыслями, Маша доехала до работы. Перед входом в банк она остановилась. Нельзя идти туда с заплаканным лицом. Вдруг что-то укололо в бедре. Она протянула руку и достала тонкую иглу. В голове замутилось, потемнело. Донеслись голоса:

— Эй, с вами все в порядке?

— Женщина, что случилось? Господи!

— Пропустите я врач!

А потом сознание ушло.

Денис лежал на кровати и рассматривал ее. Она стояла рядом со шкафом и вешала пеньюар на место.

— Останься, я отпросился с работы, — сказал Денис.

— У меня встреча в четыре. — Полностью обнаженная, она казалась такой беззащитной, такой желанной. Он мог часами смотреть на нее. Мог, если бы позволили обстоятельства.

— До четырех еще два часа.

— А еще дорога. Ну ладно, я останусь до трех. Мне приглянулось вот это… — сказал она, снимая с вешалки белье с колготками. — А ты шалун…

— Ага.

Она ушла в три, оставив его совершенно счастливым. Наверное, в последний раз в жизни.