Мария Ермакова - Зеркала

Сердце его сжалось дурным предчувствием.

— Пускай остается у вас. Она спешила сюда, словно домой. Это возможно? Может она остаться?

Ворчун тяжело поднялся. Гэти с непонятным выражением смотрела на него.

— Может, — сказал Ворчун. — Пускай остается. Старая крыса позаботиться о ней. А вот что будешь делать ты?

И он выразительно поглядел на его светлые волосы.

Инвари накинул капюшон, оглядываясь в поисках меча.

— Как-нибудь разберусь. Мне надо к трактиру «Веселье», как попасть туда?

Ворчун усмехнулся.

— Похоже, ты привык приказывать, чужеземец? Но здесь слушаются только моих приказов. Ты спас ее, за это я отпущу тебя сейчас, и отпущу живым. Однако если ты не явишься за ней завтра ночью — она умрет…

— Но…

Ворчун продолжал, не обращая на его попытки ни малейшего внимания, и в голосе его сквозили стальные нотки:

— Если ты предашь нас — умрете оба. Если по небрежности, но без злого умысла, приведешь хвост, или попытаешься сбежать…

— Умру! — вежливо закончил Инвари. — Это так страшно, Ворчун, что я не замедлю прийти завтра. Но сейчас я спешу. Пусть кто-нибудь проводит меня отсюда.

Ворчун переглянулся со Штормом.

— Мне нравится этот парень! — задумчиво заметил он. — Шторм, проводи его. А тебя, наглец, будут ждать завтра в полночь, в восточном крыле Большого храма Тэа. Пойдешь на звон молельных колокольчиков.

Инвари слегка наклонил голову.

— Благодарю.

Подошедший Шторм протянул ему меч.

— Держи свою игрушку и дуй за мной.

На пороге Инвари оглянулся. Гэти рыдала, уткнувшись лицом Ворчуну в грудь, а тот неожиданно нежно гладил ее вздрагивающие плечи.

Выход на поверхность оказался почти у самого дома Ангели, в куче каких-то отбросов. Коротко поблагодарив провожатого, Инвари помчался к месту встречи. До рассвета оставался всего час, поэтому Инвари не собирался задерживаться у Ангели. Сегодня он решил лишь отдать лекарство, а для разговора о том, что происходит в Ильритане, прийти в другой раз.

Чем ближе он подходил к заветной цели, тем беспокойнее становилось у него на душе. Прохладный осенний ветер задул в лицо, принеся с собой запах гари. Инвари прибавил ходу и выскочил прямо к дому. Пламя уже пожирало его. Толпившиеся вокруг люди тщетно пытались залить огонь, передавая друг другу ведра, но пламя расцветало на удивление ладно.

— В доме остался кто-нибудь? — на ходу закричал Инвари.

Но люди, не видя его лица под тенью капюшона, только испуганно шарахались в стороны.

Не снижая скорости, задержав дыхание, он метнулся прямо в стену огня, заменившую дверной проем. Стряхнул с плеч тлеющие искры. Глаза наполнились слезами, но он еще различал очертания предметов, которых было совсем мало в бедно обставленной хижине.

Внутреннее убранство гудело, как встревоженный улей. Балки перекрытий опасно трещали. А он метался по комнаткам, превращенным дымом и пламенем в чудовищный лабиринт, уворачивался от падающих бревен и снопов искр, пока не споткнулся обо что-то мягкое.

Задняя стена дома рухнула, со скрежетом и треском просела крыша. Медлить более было нельзя. Проклиная все на свете, он подхватил тело на руки, и выскочил из огненной преисподней: перемахнул через остатки рухнувшей стены, попав на пустырь. Здесь не было ни единого человека — основная масса людей находилась со стороны фасада, выходящего на улицу.

Секундой позже кровля рухнула, и дом заполыхал с удвоенной яростью, полностью лишив кого-либо на той стороне возможности увидеть его.

Инвари положил бездыханное тело на землю, поднял руку, чтобы вытереть слезящиеся глаза, и во всполохах пламени удивился ее красному цвету. Но это была лишь жидкость, стекавшая по пальцам. Охнув, он склонился над телом женщины, в которой узнал мать Ангели. Уже ничто не могло спасти ее — аккуратной нитью опоясывал шею красный надрез, подобный жутко улыбающемуся рту, и кровь уже застывала в углу губ.

Внезапная судорога дернула тело, вернув ее из небытия, и ее глаза открылись, хотя и не видели уже ничего, кроме тьмы. Но она еще пыталась говорить, и от усилия кровавая пена весело запузырилась в ране. Инвари наклонился к самым ее губам, разбирая в прерывающемся дыхании слова, которых почти не было слышно:

— Выследили… — захлебываясь кровью, шептала несчастная. — Зверь!.. Спаси…

На последнем слове лицо ее перекосила ужасная гримаса, и она скончалась.

Бережно закрыл подмастерье ее глаза. Начертил над телом светящийся знак. И когда таинственные искры благословения унесли ее душу к последнему приюту, растворившись в предутренних сумерках, Инвари запрокинул лицо, и обратился к низкому небу с немым вопросом. Но ответа не было.