Мария Ермакова - Зеркала

Противоположная дверь привела его в небольшую прихожую, освещенную тускло горящими лампадками по углам. Инвари осторожно раздвинул портьеры и пораженно остановился на пороге комнаты. «Только сумасшедший мог бы жить здесь!» — подумалось ему. Это была красная комната, в которой красным было все — стены, пол, потолок, гранатовые капли люстры, свисающей на толстых золотых цепях, мебель. У дальней стены возвышалась гигантская алая кровать под малиновым балдахином, увенчанная герцогским гербом.

Инвари почувствовал, что задыхается — мрачный красный цвет резал глаза и в полумраке. Здесь все казалось пропитанным кровью. И даже запах ее — тяжелый, кружащий голову и толкающий к безумствам, ясно ощущался вокруг, словно кровь сочилась из самих стен.

Чтобы развеять тягостное впечатление, Инвари взял с ночного столика свечу красного воска и зажег в прихожей от огня лампадки. Неверный свет озарил комнату, но не рассеял гнетущее чувство — то ли охранительные руны так подействовали на него, то ли собственное, взбудораженное событиями последних дней, нервное напряжение. Так или иначе, но ему не терпелось уйти отсюда, чего он не мог себе позволить, не найдя картины. Он лихорадочно оглядывался и, наконец, увидел край золотой рамы, скрытой полуопущенной частью балдахина, на стене за кроватью. Чтобы добраться до нее, ему пришлось влезть на гладкое, как лед, шелковое покрывало. Алые лучи трещинами побежали во все стороны, когда он, встав на колени, отдернул занавес и увидел картину.

Беспорядочно нанесенные цветные мазки слились в единое целое, и в центре картины он увидел белого коня, лежащего на земле, из распоротого брюха которого вываливались на снег розовые внутренности. Рядом, опираясь на коня спиной, полусидел, неестественно подвернув ногу, гигант в легких охотничьих доспехах с алмазным венцом на голове — король Арлон IV. В нижнем углу полотна, видимо, только что развернувшись после первой атаки, стоял, низко наклонив голову, чудовищных размеров вепрь, и клыки его были окрашены в алое. Инвари разглядывал картину и поражался четкости рисунка, словно выплывающего из хаотически нанесенных мазков. И вдруг краски сдвинулись — ужасный зверь дернул головой! Задрожали в последнем вздохе бока коня и он, закатив черные глаза, забился и умер. Арлон тщетно пытался подняться на ноги, его правая рука шарила по изрытому снегу в поисках выроненного меча. Зверь рыл копытами землю. Его налитые кровью глазки внезапно мрачно блеснули, он поднял голову, передернул могучей холкой, и начал уверенный неторопливый разбег. Арлон, наконец, дотянулся до меча, и что-то беззвучно крикнул. Словно в ответ зверь вздыбился и бросился на него. Смяв королевские латы, словно листок бумаги, и отбросив их в сторону, он отбежал и развернулся.

Инвари понял, что эта атака будет последней.

Арлон вновь попытался встать, опираясь на меч. Но сломанная нога подвела его, и он рухнул в снег. Опершись спиной о тело коня, он перехватил клинок обеими руками, и держал его теперь, высоко занеся над головой. Должно быть, он снова что-то крикнул, потому что зверь ринулся вперед, и комья земли полетели во все стороны из-под его копыт. Инвари показалось, что он слышит свист воздуха, рассекаемого тяжестью чудовищного тела. Мгновение — и они столкнулись. Клыки распороли тело короля снизу доверху, но тот последним усилием опустил лезвие на не успевшего отскочить врага. Бок и задняя нога вепря залились кровью. Озверев от боли, он бросился на поверженного противника, и стал топтать его, разрывая на части тело. Меч выпал из рук короля. Все было кончено.

Инвари закрыл слезящиеся от напряжения глаза.

Когда он вновь взглянул на картину, Арлон был еще жив, а клыки вепря окрашены только конской кровью.

В углу картины он разглядел нанесенное красивой вязью имя мастера — Витольд.

Словно во сне Инвари привел комнату в первоначальный вид и вышел во тьму коридора. Ему послышались глухие удары, которые он принял за шум собственного, все еще бешено бьющегося сердца. Но — нет! Пол под ногами покачнулся, а удары усилились, и шли они из-за запертой серебряной двери. В темноте Инвари почудилось, что львиные глаза на миг приоткрылись и оглядели его. Невольно он поежился и отступил прочь. Снова наступила тишина. Неестественная и напряженная она была так неприятна, что он ускорил шаг, стремясь уйти из жутких покоев. Как вдруг ясно почувствовал ненавидящий взгляд, направленный ему в спину. Он резко обернулся — львиные глаза, широко распахнутые и светящиеся в темноте, живо уставились на него. Он попятился от их злобы, и в этот момент из-за двери донесся далекий вой. Жуткий, не человеческий и не животный звук, от которого башня задрожала, словно от ужаса, а канделябры закачались, грозя упасть и раздавить его своей золотой массой. Инвари бросился прочь. Он знал, что упустил что-то важное в этих покоях, но ужас приближающегося воя был так силен, что заставил его выскочить из черного коридора, а потом, под покровом ночной темноты, и из замка по потайному выходу, увиденному им на плане в лаборатории Адаманта. Пользуясь им сейчас впервые, он не думал об опасности — опасности большей, чем в западной башне за серебряной дверью быть не могло. Никем незамеченный он углубился в сеть переулков и улочек, и только вдалеке от дворца остановил свой бег и прижался лбом к холодной стене какого-то дома. Теперь ему было понятно, почему Адамант не счел нужным охранять подступы к башне. Будь Инвари обыкновенным человеком, он от ужаса и близко не смог бы подойти к черным дверям из лакированного дерева, не то, что пробраться внутрь!