Павел Блинников - Шесть Царств

— Да враки. Людей же потом найти могут, они на Кузьмича настучат и его посадят.

— Так то оно так, да вот только не находят их больше. Как Кузьмич с берега уходит, ветер налетает и уносит льдину далеко-далеко. А иногда говорят, он специально детей подговаривает. И даже шест им дает, вот только не простой шест. Он вроде и нормальный, но по-настоящему склеенный. А клей воды боится. Потолкается ребенок таким шестом, а он внезапно раз! И на две части развалился. А с коротким шестом это считай, что вообще без шеста.

— И потом ветер налетает и льдину в море уносит да? — хмыкнул Пашка.

— Ну конечно. Не веришь? Да и я не верю, а все же Кузьмич этот, дед странный. Мне папа рассказывал, что когда он ребенком был, тот здесь уже смотрителем работал, а его отец говорил, что Кузьмич еще при второй мировой здесь был. Так-то!

— Враки. Он может и старый, но не Кощей же он Бессмертный.

— Есть кстати предположение что Кощей. Ну ладно пошел я, давай…

— Бывай.

Пашка поплелся дальше, а Илья пошел домой. Конечно, если бы не то что случилось ночью, рассказ Кузьмича остался бы для Пашки темой дня, но не достаточно он страшный чтобы затмить чудеса Предрассветного Царства. По пути Пашка пару раз достал карту и изучил все значки на ней. Кстати маяк, за которым присматривал Кузьмич, тут тоже отмечен цифрой шесть и кругом наполовину зарисованным синими чернилами. Пашка еще раз поразился, как искусно нарисована карта. Но конечно самым запомнившимся из сна осталась статуя отца. Пашка проанализировал все, и подумал, что раз он попал в этот сон один раз, значит попадет и во второй. Надо ведь просто заснуть и все. С этим он и дошел до дома, а когда зашел в квартиру увидел сестру собирающую чемодан.

— Привет. А ты что, в школу не пойдешь? — сказал Пашка.

— А чего там в последний день делать? — ответила Маринка. — Я к Машке денька на три перееду.

— А тете Клаве говорила?

— Угу. Она приходила и борща сварганила. Так что с голоду не помрешь. Но если что звони…

— Хорошо.

Маринка ушла, а Пашка позвонил Сашке и спросил, выйдет ли он погулять. Сашка сказал что нет, он наказан за плохие отметки в школе. Пашка уже было решил, что пойдет погулять один или зайдет к Димке или Андрюхе, но его вдруг сморил сон. Спать захотелось внезапно и он, зевнув пошел к себе в комнату. Вообще ничего удивительного здесь нет, он ведь провел ночь в мастерских. Пашка уснул почти сразу и ему снилось…

Море, закованное льдинами. Безбрежное и беспощадное, оно чернело в миллиардах проемах и трещин на белоснежном льде. У Пашки в руках шест и он толкался им, спасаясь от кого-то. Он не знал от кого, в этом сне кристальная ясность пропала. Напротив мысли путались, и он знал только, что за ним кто-то гонится. Со всех сторон он слышал старческий смех, от которого по коже бежал мороз. Да и без смеха на льдине отнюдь не тепло. И еще крики. Он никогда не слышал, чтобы отец кричал, но на этот раз не сомневался — это его голос. В криках его отца поселилось столько ужаса, что Пашка заплакал.

— Папа, Папа! Где ты?

Но ему никто не отвечал. Только вода продолжала плескаться меж льдин, и старик смеялся вдалеке. И вот откуда-то с востока начал медленно наплывать туман. Настолько плотный, что деревянная лодка, медленно расталкивающая льдины едва-едва виднелась. Но не лодка ужасала мальчика, а высокая фигура в длинном балахоне стоящая на ней. Он видел только очертания и не мог понять кто это.

Туман наползал и наползал. Пашка отталкивался от соседних льдин, но добился лишь того что вокруг него образовалось кольцо черной воды. В этой воде, то и дело мелькали, еще более черные тени огромных зубастых рыбин. И вдруг Пашка услышал странный и ехидный хор тоненьких голосов.

И за этим стишком, над морем пронесся смех сотен звонких, но противных голосов. Туман наступал, и лодка с высокой фигурой приближалась. Она расталкивала льдины, и Пашке казалось, что их края плавятся от соприкосновения с лодкой. Как будто она раскалена до предела. И возможно туман на самом деле пар от испарившейся воды? Но тут Пашка услышал еще один звук. Как будто шелест сухих листьев и следом, порыв теплого весеннего ветра. Из лодки раздался дикий, безумный рев, и ветер стал относить туман от Пашки. Страх уходил вместе с ним, и только шелест и шорох, шелест и шорох…