Наталья Кузнецова - Ведьма 2000

В принципе Оливия знала, что ничего такого она не сказала, но всё равно оправдываться было неприятно, этого можно было бы избежать, если бы она так глупо не проболталась, но теперь ничего другого ей не оставалось, как только все объяснить. Матери хватило бы и оброненного полслова, чтобы та, зная её, как облупленную, обо всём догадалась, а с таким болтливым, когда не надо, языком, какой достался ей от природы, и догадываться не пришлось бы.

— Хорошо хоть в этот раз всё обошлось! Подумаешь, сделала им небольшой экскурс в историю праздника и «предания» о ведьмах! Сколько теперь они знают, хотя очень сомневаюсь, что хоть один из них принял всё за чистую монету, за то, что имеет место быть в реальном мире. Тут зелье не понадобится. — Сказала мама с лукавством в глазах и взъерошила Оливии волосы.

Девушка вздохнула с облегчением. «Значит, обошлось!» — пронеслось у неё в голове.

— Конечно, мне на миг хотелось забыться и кое-что продемонстрировать, превратить Билли Довсона в жабу, но всё-таки решила побороть искушение, я ведь обещала.

— Мы рады, что ты у нас осмотрительная и можешь сдержать своё слово, несмотря на то, что так порой хочется применить свои способности. — Милинда улыбнулась дочке и стала что-то искать в большой, с истрёпанными пожелтевшими от времени листами, книге ведовских рецептов и заклинаний. Она передавалась в их семействе из поколения в поколение, от матери к дочери, на протяжении четырёх веков. Каждая новая хозяйка книги записывала в неё свои познания, которыми желала поделиться с потомками. По мнению Оливии, такая книга должна быть у каждой уважающей себя ведьмы, чтобы через неё передавать свои знания.

Так как девушку в данный момент интересовала абсолютно другая книжка, она, немного постояв на кухне и поняв, что её помощь не потребуется, развернувшись, пошла в свою комнату, прихватив из гостиной рюкзачок.

Комната Оливии находилась в другом крыле дома отдельно от комнат бабушки и матери, рядом с библиотекой и семейной галереей, самая дальняя на втором этаже. Она ценила уединённость и тишину, и зная это, старшие Уоррен нечасто заглядывали к ней, пользуясь для связи интеркомом, установленным в телефоне, уважая личное пространство девушки. Близкое расположение домашней библиотеки давало возможность взять книгу в любой час дня и ночи, когда Ливию мучила бессонница. А библиотека у них была великолепная, настоящая кладезь для любого книголюба и для любой ведуньи. Издания на любые вкусы и предпочтения: от современной классики до старинных рукописей. Хватало книг и по магии: теория, история, применение, от истоков возникновения до нашего времени. Правда, с этими томами приходилось повозиться: незнающий видел лишь потёртые корешки, с пожелтевшими листами.

Поднявшись по лестнице, она вошла в галерею, через которую лежал путь в её комнату. Со стен на девушку взирали предки, прародительницы, могущественные добрые ведьмы всех мастей, каждая со своей судьбой, порой трагической. На миг Оливия остановилась перед большим портретом, в старинной раме, с изображённой на нем очень красивой, молодой девушкой, примерно одних с ней лет. У неё были тёмные кудри и глубокие, словно омуты, глаза цвета корицы. Белая как алебастр кожа с нежным жемчужным оттенком и пухлые алые губы, на которых застыла счастливая улыбка. Это была её прабабка, жившая 400 лет назад, прародительница всего их рода, Милинда Монтгомери, ирландка с кельтскими корнями. Она была сожжена на костре заживо, но успела сделать самые первые записи в их Книге и родить дочь, которая, правда, так и не узнала свою мать. Портрет был написан по приказу одного очень знатного и богатого лорда, покорённого красотой Милинды, который так же был, как гласит семейное предание, виновником гибели возлюбленной и отцом её ребёнка. Оливия, впервые услышав историю Милинды, не могла понять, как можно было быть таким подлецом, чтобы любя девушку, всё равно выдать её в руки боязливых, обуреваемых суевериями людей, узнав, что она ведьма, а потом лить слёзы, глядя на портрет той, которую погубил. В честь Милинды Монтгомери бабка назвала, мать Ливии, это было своего рода традицией. В каждом из поколений их рода была женщина носившая такое имя, в память девушке, теперь чарующе глядевшей с портрета.

Оливия улыбнулась своей прародительнице, испытывая благоговение и восхищение, как всегда, когда рассматривала изображение, искренне сочувствуя её трагической судьбе и ужасной кончине.