Любовь Пушкарева - Утраченный покой

Я удивленно подняла бровь и выжидающе посмотрела на Вэнди. Она все правильно поняла.

– Тук и Тан – мостовики, я думаю, они хотели бы поселиться где-нибудь у воды или моста…

Я с интересом посмотрела на них. Не так я представляла себе мостовых троллей, да я вообще себе их никак не представляла. Хотя какие они тролли? Они затюканные полукровки.

– Как интересно! Никогда не встречала мостовиков. Вы следите за мостами или разрушаете?

Они синхронно пожали плечами.

– У нас еще не было своего моста. Отец за последним мостом следил, а предпоследний разрушил…

– Ну, если вы пообещаете не разрушать мосты, то не вижу причин, почему бы вам здесь не остаться.

Близнецы смущенно кивнули, чуть не зарывшись носами в тарелки.

– Вы собираете балласт и гоните сильных, – вдруг сказал «дядька».

– Гоним… Если бы вы принесли вассальную клятву Седрику, он бы вас не прогнал.

– Мы можем принести ее вам.

– А мне она без надобности, – я подалась вперед, заглядывая в глаза темно-зеленому. – Я защищаю себя сама. Думаю, вы слышали об этом.

– Да уж, – буркнул дядька и отвел взгляд, блюдя этикет.

– Мне жаль, что вам нет места в Нью-Йорке. Но двух вожаков на одной территории быть не может.

– Угу.

Не к месту выскочила мысль, что эти двое силовиков не смогли защитить Элейни от вампов, значит, сильно жалеть о них как о боевых единицах не придется. Двое trouble лениво ели, один – ту самую свинину на палочке, второй – пирожное… А они враждуют между собой, несмотря на то, что сели рядом; впрочем, «хлыщ» тоже уселся рядом с ними. Filii numinis, осознанно или нет, расселись по цветовому спектру. Условно-белые напротив условно-черных, зеленые против красных. Забавно: три, нет, четыре, если считать зелено-белого фермера, неравных сектора.

Я обратилась ко всем трем «грязнулям»:

– А вы, господа, с правилами ознакомлены? Территорию нашли?

Они закивали и пробурчали вразнобой что-то подтверждающее.

– А вы, уважаемый, – обратилась я к тому неадекватно среагировавшему темно-зеленому, – как устроились в нашем городе?

Что-то меня смутило в нем, но я была слишком удивлена его vis-калечностью и поэтому не могла понять, что не так. Хотелось еще раз его хорошенько рассмотреть vis-зрением, но пока длится беседа, это крайне невежливо.

– Да, я нашел свое место под солнцем, – криво усмехнувшись, ответил он. – А как поживают те флерсы и не-флерсы, которых вы забрали у вампов? Стоила ли овчинка выделки? Или те не-флерсы уже мертвы?

Я была настолько шокирована его отповедью, что молчала несколько секунд. Стояла гробовая тишина, все замерли. Хорошо, что я поставила самые сильные щиты – никто не мог увидеть, что со мной творится, если бы рискнул переключить на vis-зрение. А вот лицо меня все же выдавало…

– Вы в своем уме? – тихо спросила я. – Вы считаете нормальным задавать такие вопросы белому универсалу?

Он враз побледнел, спал с лица – теперь я полностью поняла эту идиому. А я, наплевав на приличия, переключилась на vis-зрение, рассматривая его. Пятна! Пятна, как на Мальве и Пижме! Его кусали? Свет Обжигающий! Ну почему я не расспросила флерсов? «Потому что пожалела и не захотела напоминать расспросами о кошмаре», – буркнула я сама себе.

Болотник тем временем пришел в себя и принялся огрызаться. «Сгорел сарай, гори и хата», – так сказал бы Костя, характеризуя его поведение. Я думала о чем угодно, лишь бы не концентрироваться на словах этого калечного, не пускать их внутрь и не давать им силы.

– А что, Белая Леди, натравите на меня вашего раба? Этого инкуба маскирующегося?

Шон от этих слов поднялся со своего стула, намереваясь что-то сказать, а может. и сделать.

– Сядь.

Приказ вышел негромким, но многие вздрогнули, услышав это короткое слово. Шон тут же опустился обратно на стул.

«И когда я успела стать такой властной?» – мелькнула шальная удивленная мысль.

– Я, уважаемый, – тихо сказала я, чувствуя себя в музее восковых фигур, – сама могу разобраться с тем, кто угрожает мне или тому, что мне дорого. Вы забылись? Или хотели нанести мне вред своими словами?

Хорошо я поставила вопрос – он не забылся, он хотел укусить как шавка, с лаем выскакивающая из-за угла в надежде напугать и цапнуть.

Тут уже искалеченный болотник бравировать не стал.

– Прошу меня простить, госпожа, я ни в коей мере не хотел нанести вам вред.

Не резкое треньканье, а тихое, но неприятное жужжание прозвучало при его словах. Ложь преуменьшением.

– Но и не забылись, – сама себе сказала я.