Мэрион Брэдли - Лесная обитель

Друиды потащили Гая на улицу. Комната опустела. Эйлан села в свое кресло. В животе ощущалось резкое покалывание. Это отголосок головной боли, спрашивала она себя, или страх?

– Я вижу, ты знаешь этого человека, – заговорил Ведрас, старейший из двух друидов, которым приказал остаться Бендейджид. – Кто он?

– Его имя – Гай Мацеллий Север-младший, – злобно отозвался Бендейджид.

– Сын префекта! – воскликнул Гарик. – Ты думаешь, он и в самом деле пришел забрать одну из жриц?

– Неважно, зачем он пришел, – сказал Ведрас. – Мы должны убрать его отсюда. Красные Плащи не позволили бы наказать нам и простого легионера. Одни боги знают, что они сделают с нами, если мы убьем сына их вождя!

– Верно, – коварно улыбнулся архидруид. – Только сдается мне, его родные не знают, нуда он направился. И здесь никому, кроме нас и Диды, не известно ни его имя, ни даже то, что он римлянин.

– Значит, ты намереваешься тайно убить его?

– Не тайно. – Взгляд Бендейджида запылал, как огонь. – Не понимаете? Это же знамение богов, что такой человек, как он, сам пришел к нам в руки. Пусть, по крайней мере, его смерть послужит нашим целям. Более благословенной жертвы нам никогда не найти!

Архидруид повернулся к Гарику.

– Иди и скажи тем, кто охраняет пленника, чтобы облачили его в самые пышные одеяния, какие только смогут найти.

У Эйлан мороз пробежал по коже. В воображении всплыл образ Царя Лета, разгуливавшего по ярмарке во время празднований Белтейна в украшенной вышивкой тунике и с венком на голове.

– А если римляне узнают? – спросил Ведрас.

– Да, их гнев будет ужасен, – торжествующим тоном произнес архидруид. – Настолько ужасен, что даже те, кто до сих пор пытался сохранить мир, вынуждены будут по нашему зову начать войну!

Помощник Бендейджида посмотрел на него долгим, пристальным взглядом, затем кивнул и удалился вслед за Гариком.

– Гай пришел с твоего позволения? – обратился к Эйлан архидруид, когда они остались одни. – Значит, все эти годы ты продолжала видеться с этим чудовищем?

– Нет, – прошептала она, – нет, клянусь именем Великой Богини!

– Полагаю, теперь неважно, лжешь ты или нет, – пробормотал Бендейджид. – Мы узнаем истину у костра Самейна.

– Смотрите, идет Святая Жрица в венце из священных трав, – монотонно гудели жрецы. Но в этот вечер в их песнопениях звучали и другие слова:

Гай застонал, но, подталкиваемый острием копья, вынужден был идти вперед. Если бы только эта стерва Дида не сказала им, кто он! Мацеллий будет горько скорбеть о смерти сына, но он сочтет себя опозоренным, когда узнает, как погиб Гай. Как мог он так глупо попасться, спровоцировав инцидент, который как раз и хотел предотвратить? Ему даже не удалось спасти тех, кого он любит. Сердце Гая согревал лишь единственный луч надежды – Сенару и мальчика он так нигде и не видел.

Раньше он никогда не замечал, что дорога на Девичий Холм так круто тянется вверх. Он предпочел бы явиться к месту празднования как в прошлый раз, мрачно думал про себя Гай, с оружием в руке и в сопровождении отряда конницы! Пышное платье липло к ссадинам, и они отзывались на прикосновение жесткой материи жгучей болью; в лоб впивался венок из священных растений. Правда, его помыли, прежде чем повести на церемонию, и напоили каким-то снадобьем, от которого в голове просветлело, но Гай не питал иллюзий по поводу того, накую участь уготовили ему друиды.

Поднимаясь по склону холма, он видел пламя огромного костра. С пугающей ясностью всплыло в памяти то время, когда он еще жил с матерью. Незадолго до того, как римляне окончательно покорили их, силуры принесли в жертву одного из мужчин царствующей семьи. Этим человеком был его дядя, и на руках у него извивались вытатуированные драконы – символ благородной крови. Мать Гая пыталась спрятать свое дитя, рожденное от римлянина, но он все равно видел, как уводили на смерть Царя Лета. Его дядя улыбался: он верил, что жертвует жизнью во имя своего народа.

«А я, – вдруг подумал Гай, – ради чего погибну я?» Наконец они достигли вершины холма. Жрецы кольцом окружили их. Внизу простиралось огромное море лиц, мрачных и ликующих, внимающих пению друидов. Рада Эйлан или сожалеет, что он оказался здесь? Гаю хотелось увидеть ее лицо, но оно было скрыто вуалью.

Эйлан стояла рядом со своим отцом; Дида и еще две жрицы остановились у нее за спиной. Впервые у Гая мелькнула мысль, что она, возможно, тоже является пленницей. Эйлан отвергла его. Казалось бы, он должен радоваться ее падению. Но даже в преддверии собственной смерти Гай страшился за свою возлюбленную, а не за себя.