Джон Райт - Хроники Эвернесса

Громадная черная когтистая рука, с пальцами длиннее ноги взрослого человека, просунулась в дверь, окруженная, словно грозовой тучей, облаком смрадной тьмы. Ее покрывали бурые наслоения засохшей крови, и от нее исходил такой ужасный пронизывающий холод, что длинные черные когти покрывал иней.

Гален застыл парализованный, и черная лапа сомкнулась вокруг него, а перед Венди мелькнуло сквозь смыкающиеся просветы между пальцами, словно сквозь прутья клетки, искаженное ужасом лицо юноши.

Венди пронзительно закричала от страха и ярости, откинула покрывала и выпрыгнула из постели.

Как только ее ноги коснулись пола, она полностью проснулась и, моргая, уставилась в пустое пространство комнаты. Больничная палата выглядела точно так же, как прежде, в ней не было ни намека на присутствие Галена, Кощея или страшной когтистой лапы.

От окна на пол молча падал квадрат лунного света. Венди испытывала растущее чувство смертельного ужаса. Она была одна.

Ворон, прижав мускулистые руки к животу, словно там затаился узел боли, с поникшими плечами и остановившимся взглядом медленно брел прочь от реанимационной палаты.

– Что я натворил… святая Катерина, что я натворил… – снова и снова бормотал он про себя по-грузински.

В дальнем конце белого коридора молодая мать уводила маленькую дочь от конторки, где подписывала бумаги и заполняла бланки. Девочка выглядела веселой, хотя личико ее было бледное. Букет воздушных шариков плыл у нее над головой, привязанный яркими разноцветными ленточками к запястью.

– Пойдем, заинька! Пора домой! Теперь нам гораздо лучше. Тебе нравятся шарики?

Девчушка улыбнулась невинно и радостно и замахала ручкой, отчего разноцветные шарики задергались и заплясали.

Ворон отпрянул, не в силах выносить это зрелище. Коридоры казались ему тесными и душными. Он толкнул наружные двери и вышел на свежий ночной воздух.

Шатаясь, доплелся он до выходящей на парковку скамьи и уселся, тяжело дыша, положив локти на колени и свесив голову.

– Жарко нынче там внутри, а? – произнес грубый голос.

Ворон повернул голову. Рядом со скамьей в инвалидном кресле восседал коренастый мужчина. Залысины на лбу, мощная грудная клетка, здоровенные бицепсы, шейные и плечевые мышцы. Ноги его казались абсурдно тонкими и маленькими по сравнению с остальным телом. Ворон увидел его шрамы: один на щеке, один на руке, остальные, вероятно, скрывались под рубашкой. Лицо морщинистое и обветренное. Выглядел он лет на пятьдесят с хвостиком или на бодрые шестьдесят.

Мужчина в инвалидном кресле вынул из-за пазухи металлическую фляжку.

– Глотни, сынок. Похоже, тебе не повредит. – Он передал фляжку Ворону со словами: – Осторожно. Штука крепкая.

Ворон понюхал открытое горлышко фляги. От одного запаха алкоголя жгло глаза. Он запрокинул голову и сделал долгий глубокий глоток крепкого чистого напитка.

Питье яростным пламенем вспыхнуло у него в горле. Ворон не закашлялся и не ахнул, недрогнувшей рукой передал фляжку обратно.

Человек коротко смерил бородача взглядом и одобрительно кивнул.

Когда он сам отпил из фляги, то не сумел сделать это с лихостью сына гор. Его глоток был меньше, ему пришлось отнять флягу от губ, чтобы вдохнуть, а на глаза навернулись слезы.

Ворон с улыбкой покачал головой и протянул руку за флягой.

Человек молча передал ее, глядя при этом прямо в глаза соседу.

Ворон отпил еще – вдвое больше, вливая жидкое пламя себе в глотку. Отсалютовав фляжкой, он вернул ее владельцу. Щеки у него порозовели, но иных внешних признаков стресса не наблюдалось.

Человек в кресле вскинул брови и громко присвистнул от восхищения.

Ворон скромно кивнул в благодарность.

Другой улыбнулся в ответ. Его улыбка казалась крохотной трещиной на жестком, как железо, лице.

– Я Питер. А вы?

– Ворон.

– Где вы научились так пить, доктор Ворон?

– Я служил матросом на греческом сухогрузе, Питер. Я плавал по морям.

Питер хмыкнул и кивнул, отпив еще немного.

– Хороший человек.

Улыбка Ворона погасла. Он отвернулся и задумчиво уставился на огни парковки, на рельефную темноту кустов и деревьев за ней.

– Я не хороший. Вовсе нет.

– М-м? Что ж ты натворил?

– Я заставил человека умереть, – негромко произнес Ворон. – Чтобы позволить жить маленькой красивой женщине. Один из них должен был умереть.

Питер протянул ему флягу.

– Что уж теперь поделать. Врачи постоянно сталкиваются с подобным выбором. Это тяжко. Чертовски тяжко, выбирать вот так. Решать, кому жить, а кому умереть. Я понимаю.