— Ничуть. В обмен на службу я сделал все, как ты просил: основал храм в твою честь. И ныне ты можешь находиться в Риме. А об остальном у нас не было договора.
— Мне нужен камень…
— Не сейчас…
— Когда же?..
— Ты слышал — Минерва дарует мне ВЕЛИКОГО ХРАНИТЕЛЯ в третий день Столетних игр… Вот тогда мы и получим сполна. Ты — свой талисман, я — свой…
— А ты хитрая тварь, Филипп…
— Филипп Август, — поправил его Араб. — На третий день я выведу на арену тысячу гладиаторов, по пятьсот с каждой стороны. Один из отрядов возглавит Архмонт Безумец. Ты будешь в его отряде.
— Кем? Гладиатором? — спросил Зевулус.
— А почему бы и нет? — Филипп улыбнулся своей хитрой задумке. — Ты — чародей, и без труда изменишь внешность. Он не узнает тебя. Но при этом… при этом… если тебе, конечно, удастся остаться в живых, ты можешь претендовать на камень.
— Каким образом? — Зевулус в ярости дернул свою черную бороденку — план Филиппа ему нравился все меньше и меньше.
— Я объявлю победителем Безумца. И тут вмешаешься ты… Скажешь, что дрался лучше и награда положена тебе.
— В самом деле? Никогда не слышал о подобной дерзости со стороны гладиатора.
— Ничего, я милостив и прощу тебе эту дерзость. Я велю вам выяснить в поединке, кто из вас лучше. И победитель получит свое.
— А если я проиграю?
— Значит, ты плохой чародей и плохой боец — только и всего… И помни, ты должен заявить свои права не раньше, чем появится мой ВЕЛИКИЙ ХРАНИТЕЛЬ.
Зевулус бросил короткий взгляд на янтарный амулет, который Араб специально вытащил из-под своей триумфальной туники и, будто ненароком, коснулся его пальцем. Зевулус буквально кипел от ярости — камень здесь, рядом, а он не может им завладеть! Можно, конечно, попытаться убить Араба. Но если чары на него не действуют, то у Зевулуса очень мало шансов победить императора в обычной схватке.
— Хорошо… Пусть будет так, — без всякой охоты кивнул Зевулус. — Но не вздумай обмануть меня.
— Как можно! Я всегда был с тобой честен, Зевулус…
Ночью накануне третьего дня Столетних игр Рим пировал на берегу Тибра. На Марсовом поле были сооружены деревянные сцены и помосты, расставлены столы с яствами. Темноту ночи прорезали языки пламени многочисленных факелов. Третья ночь была посвящена матери-земле. Ей в жертву на алтаре целиком сожгли трех свиней.
Сенатор Векций расположился на ложе возле изображения Минервы, пил кубок за кубком и не хмелел. Раб-разрезальщик только успевал накладывать на его блюдо куски жареной свинины.
Векций наклонился к терракотовой, закутанной в мелкоскладчатый пеплос Минерве и доверительно шепнул:
— Что-то плохо ты нам помогала, богиня. Верно, тебя, да и других, там, наверху, мало что интересует, кроме вкусной жратвы и дорогих благовоний. Знаешь, почему я так много пью? Чтобы забыть о происходящем вокруг. Разумеется, я могу утешиться тем, что мои глаза не увидят, как этот город будет разграблен и предан огню. Но это увидят мои дети или внуки… неважно. Поэтому у меня нет детей… Впрочем, все чушь… будем пить и смотреть игры… те игры, которые больше никогда не увидит ни один из смертных. Ромул обещал Риму двенадцать столетий… Еще два века… Можно долго пировать… и напиться так, что свалиться в Тибр… Пей, богиня!..
Он поднес к губам терракотовой Минервы бокал… рука его дрогнула, и вино полилось на пеплос… казалось, что пятно крови расплывается по одежде богини.
Сосед Векция, охмелев, заснул, и рабы осторожно погрузили господина в носилки и унесли домой. А прислужник в вышитой тунике и с венком на голове подскочил к ложу Векция и наполнил кубок до краев. У него были светлые глаза навыкате. Векций сразу узнал его — этот человек не был рабом. Но он не стал спрашивать, к чему понадобилось это переодевание.
— Светлейший, ты что-то сегодня грустен… — заметил Филимон, глядя, как Векций подносит чашу с вином к губам. — Я даже догадываюсь о причине… Увы, не в моей власти тебе помочь… А вот твоя помощь мне бы чрезвычайно пригодилась.
— Что тебе нужно?
— Завтра на играх я должен быть в первых рядах зрителей. Я знаю, ты будешь сидеть подле арены. Так вот, почему бы мне не прислуживать тебе, поднося прохладительные напитки?
— Ты ничем не поможешь Безумцу. Помолись лучше богам, чтобы он остался жив в завтрашней бойне.
— Мне будет удобнее молиться, если я буду рядом с ареной.
— Хорошо. Утром приходи ко мне домой. Покажешь вот это… — Он снял с пальца перстень и сунул в руку Филимона. — А то мои рабы тебя и на порог пустят. Не знаю, что ты там задумал, но надеюсь, будет забавно… и немного досадит Арабу…
Читать дальше