Роберт Джордан: Око Мира

Лойал благоговейно опустил рог обратно в золотое гнездо.

— Интересно, — задумчиво сказала Морейн. — Око Мира было создано, дабы предупредить самую великую нужду, с которой когда-либо столкнется мир, но было ли оно создано для той цели, с которой... мы... встретились, или для того, чтобы сберечь эти предметы? Быстро — последнее, покажите мне.

Увидев первые две находки, Ранд понимал теперь отсутствие у Перрина всякого желания. Когда он заколебался, Лан и огир взяли у него рулон белой материи и развернули его, растянув ткань между собой. Поднятое в воздух, расправилось длинное белое знамя. Ранд мог лишь смотреть во все глаза. Ткань казалась цельным куском, ни сплетенным, ни окрашенным, ни разрисованным. По всей длине полотнища бежало похожее на змею существо, покрытое ало-золотой чешуей, но у него были лапы с пятью длинными золотыми когтями на каждой и огромная голова с золотой гривой и глазами как солнце. От колыхания знамени это существо чуть не ожило, зашевелилось, чешуя, как живая, блестела драгоценными металлами и самоцветами, и Ранду уже чудился грозный, вызывающий на бой рев.

— Что это? — вымолвил он.

Морейн медленно-медленно ответила:

— Стяг Повелителя Утра, когда он вел силы Света против Тени. Знамя Льюса Тэрина Теламона. Стяг Дракона.

Лойал чуть не выпустил свой край полотнища.

— Чтоб я сгорел! — слабым голосом произнес Мэт.

— Мы заберем все с собой, — заявила Морейн. — Вряд ли их поместили сюда случайно, и я должна знать больше. — Пальцы ее слегка коснулись сумки, куда она сложила кусочки разбитой печати. — Сегодня, уже слишком поздно выступать в путь. Мы отдохнем, поедим, но отправимся рано. Вокруг — Запустение, оно тут в полной силе, а не такое, как у Границы. Без Зеленого Человека этот уголок долго не продержится. Опустите меня, — сказала она Найнив и Эгвейн. — Мне нужно отдохнуть.

Только сейчас Ранд увидел то, что раньше не замечал. С огромного дуба облетали мертвые, бурые листья. Палая листва, толстым ковром устилавшая землю, шелестела на ветру, по бурой подстилке перекатывались лепестки, облетевшие с тысяч цветков. Зеленый Человек сдерживал Запустение, но Запустение уже убивало то, что он создал.

Айз Седай повернула голову на подушке из плащей. Глаза ее казались бездонными, как Око Мира.

— Мы свершили то, за чем и пришли сюда. Отсюда ты можешь жить свою жизнь — как плетет Узор. Поешь, потом ложись спать, Ранд ал'Тор. Засыпай, и пусть тебе снится дом.

Заря обнаружила опустошение в саду Зеленого Человека. Почву толстым слоем устилали опавшие листья, местами по колено. Все цветы пропали, не считая тех немногих, что отчаянно цеплялись за край поляны. Мало что выросло под дубом, но толстый ствол над могилой Зеленого Человека узким кольцом окружали цветы и зеленая трава. На самом дубе уцелела лишь половина листьев — намного больше, чем сохранилось на других деревьях, словно бы нечто оставшееся от Зеленого Человека все еще боролось и старалось удержаться тут. Сникли свежие ветерки, сменившись нарастающим удушливым зноем, исчезли бабочки, смолкло щебетание птиц. Отряд готовился к отъезду без лишнего шума и без разговоров.

Ранд влез в седло гнедого с чувством утраты. Не должно быть так. Кровь и пепел, мы же победили!

— Как бы мне хотелось, чтобы он нашел свое другое место, — сказала Эгвейн, усаживаясь на Белу.

Между мохнатой кобылой и Алдиб к седлам прикрепили носилки для Морейн, которые смастерил Лан; Найнив будет скакать рядом, держа поводья белой кобылы. Мудрая, когда бы ни замечала, что Лан смотрит на нее, тут же опускала взор, избегая его взглядов; сколько бы она ни отводила глаз, Страж все равно продолжал поглядывать на Найнив, но с ней не заговаривал. Кого имела в виду Эгвейн, никому не нужно было спрашивать.

— Это неправильно, — сказал Лойал, глядя на дуб. Огир единственный еще не сел на лошадь. — Неправильно, что Древесному Брату придется погибнуть под Запустением. — Он передал уздечку своего большого коня Ранду. — Неправильно.

Лан, когда огир зашагал к огромному дубу, хотел уже что-то сказать, но Морейн, лежащая на носилках, слабо приподняла руку, и Страж так ничего и не произнес.

Возле дуба Лойал опустился на колени, закрыл глаза и простер руки. Потом он поднял лицо к небу, кисточки на его ушах встопорщились. И огир запел.

Ранд не взялся бы утверждать, слышал он слова или же это было просто пение без слов. В этом рокочущем голосе будто бы пела земля, однако юноша был уверен, что слышал опять птичьи трели, и негромкие вздохи весенних ветерков, и шелест крыльев бабочек. Полностью захваченный песней, длившейся, как он считал, какие-то минуты, Ранд, когда Лойал опустил руки, поразился, увидев, что солнце уже высоко забралось вверх от горизонта. Когда огир начал петь, оно едва-едва касалось верхушек деревьев. Остававшаяся на дубе листва казалась зеленее и вроде держалась крепче, чем раньше. Цветы, окружавшие ствол, выпрямились: белели свежие утренние звезды, рдели любовные узелки.