Роберт Джордан - Око Мира

Ветер стих. Вопли смолкли. Земля успокоилась. Пыль и дым клубились по перевалу, окружая Ранда.

— Ослепи тебя Свет, Ба'алзамон! Это должно кончиться!

НЕ ЗДЕСЬ.

Это была мысль не Ранда, и от нее завибрировал его череп.

Я НЕ ПРИМУ НИЧЬЮ СТОРОНУ. ЛИШЬ ИЗБРАННЫЙ МОЖЕТ СДЕЛАТЬ ТО, ЧТО ДОЛЖНО БЫТЬ СДЕЛАНО, ЕСЛИ ОН ТОГО ПОЖЕЛАЕТ.

— Где? — Он не хотел произносить этого, но не мог остановить себя. — Где?

Окутавшая Ранда дымка расступилась, оставив купол чистого-чистого воздуха спанов десяти высотой, окруженный стеной клубящегося дыма и пыли. Перед ним возникли висящие по отдельности в воздухе ступени, уходящие вверх, во мрак, который затмил солнце.

НЕ ЗДЕСЬ.

Сквозь туман, как бы с далекого-далекого края земли, донесся зов:

— Такова воля Света!

Под копытами громом загрохотала земля, — это войско людей устремилось в последнюю свою атаку.

Внутри пустоты разум на миг охватила паника. Атакующие конники могли не заметить в тучах пыли Ранда; он стоял прямо на острие атаки и рисковал угодить под копыта закованных в броню лошадей. Большая же часть рассудка Ранда игнорировала содрогающуюся землю, как пустяк, не заслуживающий никакого беспокойства. Глухой гнев двигал им, он шагнул на первые ступени. Это должно кончиться!

Тьма окружила его, абсолютная чернота всеобъемлющего ничто. Ступени по-прежнему оставались на месте, вися в черноте под ногами Ранда и впереди него. Когда он оглянулся, те, что были сзади, исчезли, бесследно растворясь, слившись с ничем вокруг. Но шнур тем не менее никуда не делся, протянувшись позади юноши, — светящаяся линия, уменьшающаяся и исчезающая вдали. Она не была столь же толстой, как раньше, но пульсировала по-прежнему, вливая в него силы, качая в него жизнь, наполняя его Светом. Ранд продолжил подъем.

Поднимался он чуть ли не вечность. Вечность и минуты. Время замерло неподвижно в царящем вокруг ничто. Время побежало быстрее. Он взбирался вверх, пока внезапно перед ним не возникла дверь, с грубой, старой, расщепившейся поверхностью, дверь, так хорошо врезавшаяся в память. Ранд прикоснулся к ней, и дверь взорвалась щепками. Пока щепки падали, он шагнул через порог, осколки разбитого дерева осыпались с плеч.

Комната была той же, что он помнил: безумное, полосатое небо за балконом, оплавленные стены, полированный стол, жуткий камин с ревущим, не дающим тепла пламенем. Некоторые из тех лиц, которые образовывали камин, — замершие в страданиях и муке, беззвучно вопящие, — тронули что-то в его памяти, будто были ему знакомы, но Ранд держал пустоту закрытой, плавая внутри себя в пустоте. Он был один. Он взглянул в зеркало на стене, лицо его в зеркале было столь же четким, будто там и был он. В пустоте — спокойствие.

— Да, — произнес Ба'алзамон от камина, — так я и предполагал. Алчность Агинора одолела его. Но в конце концов это не имеет никакого значения. Долгий поиск, но теперь он кончен. Ты здесь, и я знаю тебя.

Посреди Света дрейфовал пузырь пустоты, а в центре пустоты плавал Ранд. Он потянулся к земле своей родины и нащупал твердый камень, неподатливый и сухой, камень без жалости, где лишь сильный может выжить, лишь тот, кто так же стоек и тверд, как гора.

— Я устал бегать. — Ранд не верил спокойствию своего голоса. — Устал от того, что ты угрожаешь моим друзьям. Больше я не стану бегать!

Он заметил, что у Ба'алзамона тоже был шнур. Черный шнур, намного толще, чем у него, настолько больше, что во много раз превосходил в обхвате человеческое туловище, но Ба'алзамон по сравнению с этой бечевкой выглядел гигантом. Каждая пульсация этой черной вены пожирала свет.

— По-твоему, что-то изменится, бежишь ты или стоишь на месте? — Пламя рта Ба'алзамона смеялось. Лица в камине плакали над весельем их господина. — Ты убегал от меня множество раз, а я настигал тебя и заставлял проглотить твою гордость, приправив ее твоим хныканьем и слезами. Множество раз ты стоял и сражался, а потом простирался ниц после поражения, моля о пощаде. У тебя есть этот выбор, червь, и один лишь этот выбор: преклонить колени у моих ног и верно служить мне, и тогда я дам тебе власть над престолами; или же стать глупой марионеткой Тар Валона и визжать, пока тебя не размелет в пыль времени.

Ранд переступил с ноги на ногу, бросив взгляд за дверь, словно бы в поисках пути к бегству. Позволив так думать Темному. За дверным проемом по-прежнему виднелась чернота ничто, рассеченная сияющей нитью, бегущей из тела Ранда. И туда же уходил толстый канат Ба'алзамона, такой черный, что выделялся в темноте, словно на снегу. Два шнура пульсировали, как аорты в противофазе, одна рядом с другой, свет с трудом сдерживал волны мрака.