О'Санчес - Перепутье четвертое (и последнее)

- Охотно, дядя Лагги!

Наконец, истекли трое суток, предназначенных вестовым артикулом для составления отчета владетеля приграничного удела своему государю.

- Докари, скажи мне как на духу: точно ли. что Его Величество сам будет мое донесение читать, а не канцлеру переправит?

- Слово рыцаря! Государь молод, но его длань и воля - булатной ковки, все из нас уже имели возможность в этом убедиться. Любые важные донесения он читает лично и делает это первым. Твое же донесение, Дядя Лагги, он ждет и считает за одно из важнейших, я сам слышал сие из его уст.

- В добрый час! Помогут мои каракули государю, нет ли - а я старался. Коли ты не берешь от меня заводного коня - то это твое право, ты гонец Его Величества, но сию сумку - возьмешь, я уже все примерил и рассчитал, она как раз к седлу приторочена будет, ни мечу, ни колену не помешает.

- Дядя Лагги...

- И без возражений, молодой человек! Эй, подайте сюда, я сам!.. Вот так. Возьми еще: это четвертушка пергамента, в ней опись содержимого, чтобы тебе на привале не запутаться, а это письмо - отдельно, от меня, от моей неразлучной супруги, от моих дочерей: ближайшему другу и твоему несравненному батюшке, владетельному князю Та-Микол, а также и с глубочайшими поклонами твоей несравненной матушке, блистательной и очаровательной княгине Та-Микол! А если они, вдобавок, соберутся навестить меня...

- Они будут счастливы твоему письму, дядя Лагги!

- Ну уж... счастливы... Скачи, сынок!.. Марш, марш!.. - Голос старого графа предательски дрогнул, он решительно отвернулся... дабы ненароком не подать юноше какого-нибудь неправильного примера в рыцарском поведении... и зашагал, кругленький и важный, в окружении небольшой свиты, к подъемному мосту, домой...

Это было несколько дней назад, подаренная кожаная сумка с вкуснейшими припасами от графа Лавеги Восточного заметно исхудала, но рыцарь Докари не очень расстраивался по сему поводу: денег при нем довольно и он, пожалуй, даже соскучился немного по трактирной пище... Для имперских посланцев особое щегольство - ночевать в поле, но иногда и на постоялом дворе не возбраняется, дабы в горячей кадушке поплескаться, грязь смыть. Еда трактирная не то чтобы вкуснее - но не ты ее готовишь да разогреваешь: стукнул кольчужной рукавицей по столу - уже бегут с дымящимся подносом, и посуду мыть не надо! А еще лучше - дома!.. Надо будет исхитриться таким образом, чтобы сначала домой, к Уфани, а потом к матушке, и все это в первый же день возвращения, и чтобы ни одна из них не почувствовала недостатка внимания с его стороны... Сие весьма непросто осуществить, но рыцарь должен уметь преодолевать любые препятствия!.. Он сумеет!

Черника мчалась во весь дух, в тайной надежде измотать и загнать, наконец, хвастунишку Гвоздика, тем более, что она скачет по ровной дороге, безо всех этих ужимок и барахтаний, как это и положено гордой боевой лошади, не то что этот... обманщик, бездельник и хныкун... А ее хозяин тоже очень любит!

- Устала, Черничка?

- Не-е-е-ет!

- Устала. Скоро устроим привал, там все отдохнем. Но овес - только Чернике и больше никому! Гвоздик! Ты чего там учуял?.. В разбойники не отпущу!

Гвоздик вдруг повел себя не совсем обычно: выбежал из кустов на дорогу, стал держаться ближе к всаднику, но при этом начал высоко подпрыгивать, как бы высматривая то, что сумел учуять верхним чутьем... Впереди маленькая стоянка: лошадь, костер, человек... два человека. Гвоздик взвизгнул и помчался к костру, по прыжкам было видно, что он рад, очень рад, что он встретил кого-то знакомого, хорошо зна... Снег! Ур-р-ааа! Воистину эта поездка была полна чудес!

Путник, сидящий у костра, вскочил и вытянутыми руками попытался остановить вставшую на дыбы тушу.

- Гвоздик! Ты ли это? Только не лизать! Не лиза... Ой! А где... Ну вот!.. Лин, ты что ли?.. Погоди, ничего не вижу, лицо оботру!.. Плохо же ты воспитываешь своих друзей, дорогой князь! Нет, но всего обмусолил! Ну, здравствуй, что ли! Давно мы с тобой не виделись!

Друзья обнялись, а неугомонный Гвоздик и тут попытался ввинтиться третьим, доказать, что и охи-охи среди людей совершенно не лишний; впрочем ему этого не удалось, и он, позорно низвергнутый на четыре лапы, под насмешливыми взглядами Черники и еще одной, ему незнакомой лошади, взялся обходить дозором стоянку... Неподалеку от костра, с наветренной стороны, спал на подстилке человек. Гвоздик втянул ноздрями воздух... еще раз... поразмыслил... Это был странный человек и пахло от него странно. То есть, большинство запахов обычные, человеческие: железо, пот, вино, человеческая пища, всякие другие выделения... Но и что-то иное... Такое... такое... на что-то похожее, вроде бы Гвоздик ощущал нечто подобное... не вспомнить где и когда... Лучше этого незнакомца не трогать, ни сейчас, ни вообще... Нет, Гвоздик его совершенно не боится, просто... он бы не хотел с ним связываться... ни с бодрствующим, ни со спящим... Это все равно, что сражаться с волнами или с булыжником...