Татьяна Туринская: Авантюристка из Арзамаса, или Закон сохранения энергии. Часть I

Три дня и три ночи подарила Алька Таракану. Не бескорыстно, конечно. Правда, Таракану об этом знать было не положено, и Алька умело играла любовь. Вот тут-то ей и пригодился театральный опыт. И, видимо, актрисой она была действительно талантливой, потому что Сашкино восхищение ею росло на глазах, и он даже не пытался его скрывать. Еще бы ему было не влюбиться — с кем еще, кроме Альки, он чувствовал бы себя настоящим половым гигантом? Судя по всему, раньше за собой таких талантов он не наблюдал, да и, похоже, не слишком-то был избалован женским вниманием. А тут довольно хорошенькая девчонка, а в постели — так просто королева! Да еще и из него делает не короля даже, а самого что ни на есть императора!

Алька же вцепилась в Александра мертвой хваткой. Это был ее шанс, тот самый, который случается один раз в жизни, и упустить его — значит, не познать ей успеха до конца дней. Во-первых — москвич. Одно это обстоятельство превращало его из хилого невзрачного Таракана в суперсимпатягу и более чем завидного жениха. Во-вторых — музыкант! И как иначе, скажите на милость, воспринимать этот факт, если не подарком судьбы? Это же трамплин к ее, Алькиному, успеху на эстрадном поприще! Именно он, смешной неуклюжий любовник, став мужем, выведет ее в люди! Ну а уж потом, когда Алька станет звездой, тогда и найдет себе более подходящего спутника жизни. Что ж, придется пожертвовать его чувствами, как это ни подло. А что еще ей остается делать? Ведь без него она даже в Арзамасе остаться не сможет, придется ехать в какой-нибудь Задрюпинск!

…Таракан уехал. Без Альки. Но она не слишком переживала по этому поводу — куда он денется с подводной лодки?! Нигде он больше не найдет не то что лучше ее, а даже ее бледную копию. Волновало только одно — неумолимо приближался выпуск, а она все еще не имела заветного штампа в паспорте.

Однако звонки от влюбленного музыканта начались буквально через два дня после отъезда. Алька и по телефону умело играла дикую влюбленность. Голос ее дрожал и плакал, когда она произносила: "Сашенька, это ты?" Иногда, напротив, приветствовала сухо, почти враждебно: "А-а, это ты? Прости, мне некогда". Игралась в лед и пламень, дабы не надоесть сладостью и не оттолкнуть постоянной холодностью. Опять же неплохо поиграть немножко на струнах ревности, дабы знал, что и без него от женихов отбою нет, а она, мол, глупая, отдает предпочтение ему, ничем этого предпочтения не оправдывающему. Звонки были регулярными, но безрезультатными. Насчет "поговорить" у Таракана получалось довольно живенько, а вот на большее он пока не решался. Но Алька же не могла ждать!

Через три недели после его отъезда Алька отважилась на решительный разговор. На приветствие любовника ответила тихо, словно не зная, как с ним разговаривать. Не было в ее голосе ни холода, ни жара, одна только сплошная неуверенность и растерянность. Через пару минут разговора ни о чем, собственно, не разговора даже, а, скорее, монолога, Александр понял, что что-то не в порядке:

— Аленький мой, что-то случилось?

Алька помялась немного, потом тихонько, еще более неуверенно, чем раньше, ответила:

— Нет, Саш, с чего ты взял? У меня все в порядке…

Но вложила в это "все в порядке" столько чувств, что у глухого сердце бы выскочило из груди от сострадания.

— Аленька, я же чувствую, ты что-то от меня скрываешь!

Алька выдержала актерскую паузу в духе Станиславского, потом, буквально всхлипывая, ответила упрямо:

— Нет, Сашенька, все в порядке…

Таракан разволновался не на шутку:

— Аля, Аля, где ты, я тебя не слышу! Алё! Алька, милая, что случилось?! Я же чувствую — что-то не так. Аленька, ответь пожалуйста, не молчи, только не молчи!

Алька помялась еще минутку, потом почти шепотом ответила:

— Саш, мы, наверное, больше не сможем перезваниваться. Меня отправляют в Галёнки…

— Какие еще Галёнки? Что это такое?

Уже откровенно всхлипывая, Алька ответила:

— Это село, это такое село… И там два телефона на всю деревню, и те — один в сельсовете, другой у председателя колхоза. Ты мне хоть писать будешь?

И в трубке раздались душераздирающие рыдания. Александр пытался сквозь них прорваться:

— Как же это, как же так, Алечка? Аленький мой, успокойся, не плачь, маленькая моя…

Алька же все рыдала в голос, потом вдруг рыдания ее стихли, и она сказала сухим, неживым голосом:

— Прощай, Саша. Мы больше никогда не увидимся. Но я хочу, чтобы ты знал: я ни о чем не жалею. Это были самые лучшие дни в моей жизни. Ради этого стоило родиться. Спасибо тебе, Саш. И будь счастлив! И, если тебе было хоть наполовину так же хорошо, как и мне, вспоминай меня иногда.