Он еще раз улыбнулся Целесту.
— …Но Вербена и правда зовет и ждет тебя, — и Рони шагнул к увенчанным гербом воротам, а растворился мгновенно, точно всю жизнь был призраком.
*
Теплым пухом шелохнулся ветер. Где-то шуршал пепел, перекатывались камни, еще дальше — гудели останки зданий, проржавелые или свежие сваи, бетонные плиты; между ними — разбрызганный сок вытоптанной травы, но она вырастет вновь, на каждой подошве по семени. И еще дальше — река, море, лазурная прохлада, ласковая смерть.
Ласковая.
Смерть.
"Рони ушел", — Целест шагнул следом, и остановился.
— Рони, — произнес имя напарника. Теплой пушной лапой гладил перегорелый ветер, но Целеста морозило, от острых плеч до пяток в рваной обуви — содрогался от дрожи. Отрубили. Отрезали. Словно второй раз — Печать, собственное лицо он перестал чувствовать как две половинки целого, кусок Целеста давно сгнил где-то в развалинах Цитадели.
Но Рони-то был рядом. А теперь…
"Его нет", — мысль зияла. Целест взмахнул руками, будто пытаясь схватить кого-то невидимого, заставить рассеянного призрака воплотиться вновь.
— Рони.
Он закрыл ладонями лицо — гладкую кожу и волглые скелетные выемки. Полуликий. Половины не хватает. Магнит без напарника — такой же урод, как отмеченный Печатью, а Целест — вдвойне.
— Он ушел, — сказал Целест, а потом обернулся на замолкшего навсегда Ависа и Декстру. Первый трогал шею, шарик кадыка, морщился. Он не чувствует боли, знал Целест, однако жить недолго. Некротизация болевого центра — только начало, Декстра и Рони предложили ему экстремальное "лечение"… но они все пришли умирать.
Все.
Рони тоже.
Когда Целест отнял руки от лица, на правой ладони расплылось слизистое пятно, светловатое для крови: слюна и немного сукровицы. За воротами по-прежнему тихонько бродили тени от фруктовых деревьев, переглядывались и кокетничали каменные изваяния, равнодушные и обнаженные, как Адам и Ева до грехопадения, и тускло подрагивало рыжим, оттенка волос Целеста, пламенем — в окнах. Вербена наблюдает? Она ведь любила Рони, хотя и подшучивала над ним. Почему она убила его?
"Вербена — Амбивалент", — универсальный ответ.
— Твой напарник был настоящим героем, — Декстра сняла бы шляпу, вспоминая архаичный ритуал, однако шляпы не носила. Вместо того, коснулась плеча. — А теперь… нужно дальше.
"Конечно. Как и прежде. Тао — сжег себя заживо, Рони — позволил разрушить до последней… молекулы, вроде так называлась это в Архиве; ступенька за ступенькой. Эта машина работает на душах. Хорошее топливо ярко горит".
— Я иду, — но когда Целест шагнул к воротам, Декстра отдернула назад:
— Нужно проверить.
Камней не осталось. Авис расшвырял их все, у него ладони в ссадинах, — Целест предположил, что камни сопротивлялись воле Амбивалента, в отличие от белобрысого мистика, который вообразил себя древним богом, героем, кем-угодно-как-он-посмел… "бросить меня…"
Декстра отодрала кусок грязной рубашки, заголив плоский, темный и тоже покрытый шрамами, как и остальное тело, живот. Ткань она скомкала и швырнула в ворота.
Ткань исчезла.
— С-сука.
Еще мгновение — и Декстру придется удерживать, а то набросится на ворота, разъяренной тигрицей, или просто драной кошкой. Пирокинеты не блещут выдержкой, Декстра — Глава (и старшая), но у всех свой предел.
Однако Целест остановил ее иначе:
— Не сюда. Другой вход.
Иррационально? Глупо — верить Амбиваленту, врагу. Амбивалент разрушила все, выпарила Тао в горсть махрово-белого пепла, а Рони превратила в ничто. Де-зин-те-гра-ци-я. Длинное слово, почти как Ам-би-ва-лент.
Целест верил.
"Она ждет тебя".
— Мы никогда не ходили через главный вход, — пояснил он, пока пробирались к черному, а сам вспоминал стражей и неловкое опасение: заметят, отец или гости отца, незачем им наблюдать лишний раз сына-выродка, сына-Магнита. Интересно, сколькие из них были тоже… нелюдями?
Везде ложь. Вербена — исключение.
Авис отстал на полдесятка шагов, оглядывался, будто в поисках чего-то. Общался с Декстрой, похоже, — Целест не слышал его телепатических фраз, но Декстра пробурчала: экономь ресурс, хватит болтать. Авис облизывал губы, изредка сплевывая темную слюну.
— Здесь.
Целест остановился возле черного хода. Калитка приоткрыта, приглашающее и наивно, а запах разросшегося, обезумевшего, как сам Виндикар — только жизнью, не смертью, — сада хоть ножом режь, ножом или когтями из костей.
Читать дальше