Джеффри Форд: Девочка в стекле

Но больше всего его интересовала истинная степень скорби лоха. Он мне постоянно напоминал: «Глубина скорби прямо пропорциональна степени доверчивости». Иными словами, чем сильнее человек жаждал контакта с потусторонним миром, тем легче было его обмануть. Время от времени нам попадалась какая-нибудь гадюка, маньяк-разоблачитель, одержимый идеей вывести нас на чистую воду, но Шелл выявлял таких за первые же пять минут разговора.

— Ты наблюдай за носом, Диего, — говорил он. — Если человек врет, ноздри у него слегка раздуваются. Зрачки становятся чуть шире. Если человек худой, его выдает жилка, пульсирующая на шее.

Вот ведь парадокс: Шелл торговал духовными вещами, но при этом постоянно был сосредоточен на физических явлениях.

— А как продвигаются твои занятия? — спросил меня Шелл, когда мы неслись по дороге.

— Читаю Дарвина «Происхождение видов».

— Мой герой! — рассмеялся он. — Ну и что ты об этом думаешь?

— Мы обезьяны. — Я поправил тюрбан.

— Как это верно.

— Бог — это фикция. Природа — вот истинный бог.

— Да, все это сотворило не какое-то совершенное существо, — сказал он, отрывая правую руку от баранки и изящным жестом описывая круг в воздухе. — Все это дело случая и маленьких ошибок, которые и дают усиливающийся со временем эффект. Представь себе замысловатый клетчатый рисунок на крыльях испанской бабочки-мокрицы, — (одно время у нас была такая), — он стал следствием крошечной ошибки в раскраске одной-единственной гусеницы, и эта ошибка потом дала такой эффект.

— Ошибки лежат в основе всего, — сказал я.

Он кивнул:

— Вот это-то и прекрасно.

— Но ты никогда не совершаешь ошибок.

— В том, что касается работы, я стараюсь не ошибаться. Но можешь мне поверить: и я совершал ошибки — жуткие, ужасающие ляпы.

— Например?

Шелл помолчал несколько секунд.

— Я позволил моему прошлому определить мое будущее, — сказал он.

— Не могу себе представить, что ты занят каким-то другим делом.

— Может быть. Но я определенно могу себе представить, что ты занимаешься чем-то другим. Ты же не хочешь до конца своих дней оставаться Онду. Эта репатриационная хренотень закончится ведь когда-нибудь. Экономика воспрянет. Я хочу, чтобы к девятнадцати годам ты учился в колледже.

— Что касается документов, то меня просто не существует. У меня нет прошлого. Я вне закона.

Мои знания — намного превосходящие те, что дают в обычной школе, — были почерпнуты у нескольких великолепных частных преподавателей, которым Шелл заплатил целое состояние.

— Документы предоставь мне, — сказал он. — Это можно устроить.

— А если я захочу по-прежнему работать на сеансах вместе с тобой и Антонием?

Он помотал головой, но ничего не сказал. Через несколько минут мы свернули на частную подъездную дорогу. Она вилась угрем с полмили и наконец закончилась у охраняемых ворот. К машине подошел человек в форме. Шелл опустил стекло и назвал свое имя.

— Нас ждет мистер Паркс, — сказал он.

Охранник кивнул, и мы поехали дальше — к громадному дому с башнями как у замка.

Мы припарковались на «ватрушке», и, прежде чем выйти из машины, Шелл прикоснулся к моему плечу со словами:

— Пора сделать мистический вид.

Мы медленно, след в след, пошли к входу. Поднявшись по длинному пролету мраморной лестницы, увидели, как открывается дверь и из нее выходит человек в одежде дворецкого.

Я привык к роскоши домов, которые мы посещали, но и среди них имение Паркса выделялось. Мы с Антонием провели некоторые изыскания и выяснили, что деньги владельцу оставил отец, который вкладывался в строительство железных и шоссейных дорог, а во время Великой войны увеличил свой капитал, производя боеприпасы и продавая их обеим сторонам. Жена Паркса недавно умерла от туберкулеза в санатории.

Самого Паркса — тучного человека с редеющими рыжеватыми волосами — мы увидели в гостиной, на противоположной от входа стороне дома. Из большого окна, занимавшего немалую часть стены, открывался вид на Лонг-Айлендский пролив. Он сидел, одетый в белый костюм, в мягком, похожем на трон кресле и курил сигарету, вставленную в необыкновенно длинный мундштук. Вряд ли он был многим старше Шелла — где-то за сорок.

— Мистер Шелл, — сказал он, увидев нас, и поднялся, чтобы пожать руку боссу. Он повернулся ко мне и кивнул, но руки не протянул.

— Это, — сказал Шелл, кивая в мою сторону, — мой помощник. Его зовут Онду, и он уроженец Индии. Обладает удивительными мистическими способностями. Начав работать с ним, я обнаружил, что каналы, по которым усопшие приходят с другой стороны, в его присутствии становятся значительно чище.