Джульет Маккенна: Кинжал убийцы

У меня поднялось настроение, ведь меня осенила новая идея. Наверняка те корабли везут вино. Если я скуплю все что смогу, то буду иметь кое-что получше для обмена на вещи и услуги, чем ослиная работа, за которую я берусь, просто чтобы не сидеть сложа руки и не жить за счет Райшеда. Я бы не взяла его деньги там, дома, и не собираюсь делать это здесь, в Келларине. Не хочу, чтобы меня называли его содержанкой.

На обратном пути те же самые корабли могут отвезти мои письма в Тормалин. Я задумалась: как переправить их потом в более далекие торговые центры — Релшаз и Пеорл? Как присягнувший Д'Олбриоту, Райшед имел право пользоваться Императорской курьерской почтой, но станет ли она доставлять частные письма от людей, которые оставили службу своему принцу? У меня есть друзья в нужных местах, друзья, которые могут отправить целый корабль вин и крепкого спиртного через океан с моим именем, проставленным на каждой бочке. Если я стану человеком, к которому вся колония обращается за вином, куда это может меня привести?

Нестройный топот за спиной прервал мои размышления. Мидда и ее подруги бросились врассыпную, как куры на дворе фермы. Запорхали белые передники — это женщины подхватывали юбки, чтобы какой-то невнимательный солдат не наступил на подол. Хотя Райшед не назвал бы этот сброд солдатами, и даже Хэлис признавала, что они вряд ли стоят своей платы. Я немного ускорила шаг, когда небритая толпа прошла мимо меня и остановилась перед дверью Деглейна, на пьяных рожах — злобный оскал.

— Дег! Эй, Дег, мы не закончили игру!

Я узнала этот мерзкий голос. Пейт не понял намек, когда осенью Хэлис предложила расплатиться с ним, советуя вернуться к более прибыльным войнам, как сделали многие наемники, поскольку колония процветала и целый год ей никто не досаждал.

Большинство оставшихся бойцов вспомнили подобно Деглейну свои старые ремесла. А те, кто ничего не умел, занялись охотой, обдирали кору с поваленных деревьев для дубильщиков, перетаскивали бревна туда, где строился следующий дом. В конце концов, работы хватало для всех. Но я ни разу не видела, чтобы Пейт и его дружки хоть палец о палец ударили. Впрочем, был один случай. Когда с новых полей, отвоеванных у леса, увозили молоть снопы, эти молодчики с большой неохотой забивали дубинками убегающих крыс. Несмотря на их хваленое мастерство владения клинком, все они увильнули от осеннего забоя свиней, овец и коров, которым не хватало корма на зиму. Райшед откровенно презирал Пейта, сравнивая его с одной из жирных черных пиявок, живущих в восточных болотах. Единственная работа, которую этот ублюдок сделал с начала года, и работой-то назвать нельзя. Он только утопил несколько щенков гончих, слишком хилых, чтобы кто-то их взял, когда Райшед сказал Темару, что Витранселю не нужна свора бродячих собак.

Я вошла в свои ворота и тщательно их заперла, прислушиваясь к нарастающему шуму голосов, в которых слышались акценты всех канав по пути от Тормейла до Великого Леса. Дверь через дорогу распахнулась.

— Заткни свою пасть, пока я тебе ее не заткнул! — проревел Деглейн.

Наемники загалдели. Одни пытались успокоить спорщиков, другие их подстрекали.

— Никто здесь не ищет неприятностей, — крикнул один невероятный оптимист.

— Пейт говорит то, что думает, вот и все. — Эта тирада была нашпигована зловредным ожиданием. — А твою девицу кто только не лапал.

Неровное кольцо мужчин раздвинулось. Два человека закружились внутри него, не спуская друг с друга глаз.

— Я бы срезал ломтик с ее окорока, — согласился кто-то с неуместной серьезностью пьянчуги.

Я облокотилась на забор. Народ, выходивший из соседних домов, делал то же самое.

— Ее ляжки открываются, как ворота в ветреный день. — Изрекавший похабщину наемник изготовился к бою с Деглейном и, гадко улыбаясь, стрелял глазами в его пах. Это был долговязый человек с многодневной щетиной на длинном лице и прилизанными черными волосами, зачесанными со лба. Его красная вышитая одежда некогда была дорогой, но суровая жизнь и неопрятные манеры превратили ее в обвисший грязный мешок. — Я не единственный, кто разгуливал по ее двору.

Со всех сторон поднялся гогот в ответ на старый тост наемников:

— За распутных женщин и плотно сидящие сапоги!

— Ты лживый ублюдок, Пейт.

Деглейн шагнул ближе, и Пейт попятился. Дег был на несколько пальцев ниже ростом, но шире в плечах и с большей массой мускулов под накопленным за зиму жирком. На нем ловко сидели рыжевато-коричневые бриджи, легкий ветерок теребил тонкое полотно рубахи, облепляя крепкий торс. Дег нахмурился, его суровое лицо исказилось, густые брови почти потерялись в непокорных каштановых волосах.