Эдвин Табб: Обычный колдун

— Стало быть, вы не удивлены?

— Разумеется, нет. Но это не подходящее место для дискуссий. Предлагаю встретиться еще раз этим вечером в том же месте и в той же компании, как и в прошлый раз.

— Чтобы я смог признать свое поражение? — Марк покачал головой. — Извините, но я не могу пойти на это.

— Вот как? — кончиком языка Лафарж аккуратно увлажнил уголки рта. — Знаете, мистер Конвей, не думаю, что у вас есть выбор в сложившейся ситуации. — Он осмотрел кончик сигары. — Не кажется ли вам, что становится слишком холодно? Холоднее чем, скажем, прошлой ночью?

Марк задрожал. Проклятье, он был прав.

Ему было холодно раньше, но сейчас стало еще хуже. Стоило труда не стучать зубами. Сандра заметила это и схватила его за руку.

— Марк, почему не сделать так, как он хочет?

— Нет. — Раздраженно он выдернул руку. — Я привел тебя сюда с определенной целью, — сказал он грубо. — Я хочу показать тебе, насколько глупо верить в магию. — Он посмотрел на Лафаржа. — Весь этот мусор наверху. Вы действительно верите в то, что его использование существенно для получения результатов?

Лафарж пожал плечами. Он прислонился к большому холодильнику, стоящему в углу кухни. Дым от сигары почти скрыл его лицо. Из незанавешенного окна послышались звуки пробуждающегося мира. Прозаичные звуки. Умиротворяющие.

— Выскажу свою мысль по-другому, — выпалил Марк. — Как, по-вашему, нужно ли радиоинженеру произносить заклинание всякий раз, когда он спаивает провода?

— Разные вещи, — запротестовала Сандра. — Марк, ты…

— Я отказываюсь пасовать перед эзотерическим жаргоном. — Он не смотрел на нее. — Если вещь не играет полезной роли при достижении цели, то эта вещь просто прикрытие. Наука есть метод разоблачения таких прикрытий. Магия останется чушью, пока магические эксперименты не смогут быть повторены при желании с предсказанными результатами — и это, это будет не магия, а наука.

— Вы дрожите от холода, мистер Конвей. — Голос Лафаржа походил на похоронное мурлыканье. — Вы все еще настаиваете, что магия — это чепуха?

— Да.

— А в вашем поле зрения не находится ничего такого, на что вы боитесь смотреть? Чепуха, да?

— Вы не сделали ничего такого, чего я не мог бы сделать сам, Лафарж. Возможно, наши методы отличаются, но результаты одинаковы.

— Намекаете на гипноз?

— Это и наркотики и намек. Я могу так заговорить человека, что он не будет отличать теплое от холодного, день от ночи. Я могу убедить его, что он слеп, глух и увечен. Я могу заставить его сомневаться в собственном существовании и внушить ему такое, что он уйдет из этого мира. Магия это, ответьте мне Лафарж, или наука?

— Вы упрямый человек, мистер Конвей. Как далеко должен я зайти, чтобы вы признали, что в этом мире есть вещи, которых вы не понимаете? — Лафарж нагнулся вперед. — Я могу убить вас. Вы знаете это?

— Да, я знаю это.

— И все равно отрицаете мои силы?

— Я отрицаю только существование магии. Я знаю точно, что вы делаете, и как вы это делаете. Я могу разрушить ваш заговор, Лафарж. И сделаю это без заклинаний, без смешивания зелий, свершения обрядов или вызова злых духов. Я могу сделать это сейчас.

— Невозможно! — вскричал Лафарж, и капли пота засверкали на его высоком лбу. — Моя сила слишком велика, чтобы ее можно было так легко разрушить. Я связал себя с ужасными тварями, и их сила — моя сила. Смири гордыню, человек, пока не поздно!

Он действительно верил в каждое сказанное им слово. Марк вслушивался в голос, полный убеждения, и думал, насколько близок этот человек к сумасшествию. Он сунул руку в карман.

— Вы не можете разрушить чары, связавшие вас, — настаивал Лафарж. — Только я могу сделать это с должными предосторожностями, необходимыми, если темные силы не отступят.

— Вы заблуждаетесь. — Медленно Марк вынул свою руку из кармана. Свет из окна заиграл на гладком лезвии, медной рукоятке кинжала. — Магией называется то, что вы хотите называть так. Я пришел сюда вооруженный собственной магией холодной стали. Прочь от холодильника, Лафарж!

— Нет!

— Прочь!

Терпение Марка кончилось, время вышло. Он грубо оттолкнул Лафаржа в сторону и открыл большую, покрытую белой эмалью дверцу. Зубы его обнажились в недоброй ухмылке от того, что было внутри.

Он увидел плоскую доску, покрытую линиями, знаками, символами, ни один из которых ему не был понятен. Он поднял ее с покрытой снегом полки и положил на стол. Что-то медленно двигалось по доске, и он раздавил это большим пальцем. Марк вспотел, несмотря на ослабевающий озноб. Пятно исчезло.