Юлия Латaынина - Сто полей

Даттам пожал плечами и протянул еще одну бумагу.

– Наш караван и в самом деле привез платину, но, как видно из документов, принадлежит она заморскому купцу Бредшо. Варварская мысль, не правда ли? Он, наверное, считал, что у нас это ценный металл.

Арфарра вздохнул.

– Какая же вы сволочь, Даттам. Ведь Бредшо спас вам жизнь, а вы его подсовываете вместо себя на плаху.

Даттам смотрел на чиновника совершенно спокойно.

– Мало ли кто мне спас жизнь. Вот вы мне тоже однажды спасли жизнь, – мне теперь что, так и ходить до могилы вам признательным?

Тогда Арфарра вытащил бумагу об аресте Ванвейлена и Бредшо, и вручил ее Даттаму.

– Можно узнать, в чем они обвиняются? – спросил Даттам.

– В убийстве двух моих личных охранников, – ответил Арфарра, – и в похищении дочери наместника, госпожи Янни, которую эти охранники пытались спасти. Обоих чужеземцев видели в доспехах убитых ими людей, когда они с похищенной девушкой пробирались в город. Знаете ли вы, где эти люди, и кому они доставили похищенную ими девицу?

Даттам и Арфарра смотрели друг другу в глаза.

– Ума не приложу, – сказал торговец.

Когда Ванвейлен очнулся, было уже светло. За бортом плескалась вода. Руки Ванвейлена были скручены за спиной, и сам он – приторочен к длинному гибкому шесту, вдетому одним концом в уключину на палубе. Перед Ванвейленом на корточках сидел стражник в парчовой куртке. Стражник был крив и с бородой, похожей на большой репей, и под мышкой его торчал шелковый сверток.

– Это что такое? – сказал Ванвейлен, – куда мы плывем?

– Ишь ты, – сказал десятник, – еще и вопит. – Куда плыли, туда и плывем. В поместье Даттама. Слышишь?

И в самом деле – Ванвейлену был уже слышен далекий праздничный крик толпы. «Откуда толпа?» – изумился он было, а потом вспомнил, что сегодня там какой-то праздник.

– Зачем? – простонал Ванвейлен. Мысли его кружились, как куски карася в похлебке, и он покамест плохо еще соображал, что происходит.

А стражник одним движением вынул сверток и развернул его перед носом Ванвейлена.

– Затем, храмовая крыса! Или ты не знаешь, что механизмы рождаются от войны и служат лености? Или ты не видел указа? Вот собаки! Только государыня запретила машины, как они новые ставят!

– Что тебе сделали машины, дурак? – вдруг разозлился Ванвейлен.

– Мне-то ничего, – отозвался стражник, – а вот моего брата затянуло в Даттамову мялку, – отрезали ноги да и выкинули с работы, ты, мол, сам пьян был!

Даттам и Арфарра спустились к пристани вместе; несмотря на праздник, Даттама, во избежание любых неприятностей, сопровождали вооруженные слуги, и за Арфаррой, широким полукольцом, шли воины в красном.

Даттам давно понял, что сделал непоправимую ошибку, не поддержав Баршарга.

Он полагал, что смерть Баршарга сделает его самым сильным человеком в провинции. Что все осколки прежней власти – наместник, настоятель храма Шакуника и советник Арфарра – будут несогласны между собой и бессильны друг против друга, и Арфарра, – одинокий, проигравший в королевстве, ненавидимый государыней Арфарра, не имеющий ни денег, ни партии, ни власти – будет, конечно, самым слабым из этих осколков.

Он не ожидал, что самым сильным станет Арфарра – пешка в руках Харсомы, человек без денег, клана и войска. Он не ожидал, что именно к нему перейдет контроль над армией; если что, Даттам был вправе полагать, что варвары из военных поселений бросятся за защитой к нему, к Даттаму – а не к убийце их полководца.

Но Арфарра снова сменил личину. Там, в королевстве, затевая войну, он делал все, чтобы унизить рыцарей, стравить их друг с другом, а пуще – противопоставить им городскую пехоту. Здесь же наоборот, – по мельчайшим, совсем незаметным для жителя империи признакам Даттам видел, как искусно Арфарра выставляет себя наследником и мстителем за Баршарга, как он поощряет в этих людях их инстинкты воинов.

Араван Арфарра демонстративно одевался в те же цвета, что и Баршарг, демонстративно оставил себе тот же копейный значок с Кречетом, – и если для чиновников империи это означало то же платье на той же должности, то для горцев это был знак принятой на себя кровной мести.

Арфарра натравил горцев на людей наместника, обвинив наместника в смерти Баршарга; он запугал храм бунтом, чтобы забрать у него открытия и бумаги, и теперь он хотел расправиться с последним человеком, который не вписывался в его представления об идеальном государстве – а именно, с Даттамом.