Деннис Маккирнан: Рассветный меч

Он добрался до залива, омывающего западную часть Шабинга, крошечного скалистого островка, что возвышался над водой, как часовой, охраняющий вход в бездонную пучину. Пока лодку нес вперед попутный бриз, рыбак готовил многожильную шелковую бечеву; пожалуй, эта новая снасть окажется достаточно прочной, чтобы устоять под рывками даже самой крупной рыбы; и того, что произошло на прошлой рыбалке, когда его снасть разорвал какой–то неизвестный морской обитатель, на этот раз не случится.

…В юрте Тейджи шли уже последние приготовления. Крики и стоны роженицы становились все громче, хотя воды еще не отошли; а солнце между тем все выше и выше взбиралось по небосводу, и чем светлее становилось вокруг, тем более жарким становился этот долгий день. Юную Шакун снова послали к холодному ручью, чтобы вновь наполнить бурдюк свежей водой, и она пошла, стараясь держаться подальше от мужчин, сидевших вокруг главного костра и занятых возлияниями, дабы избежать их двусмысленных взглядов и похотливых замечаний.

…Вангу расправил свою новую снасть, выбрав самый большой крючок, имевшийся в его рыбацком арсенале, и насадил на острие сетчатый мешок с рыбьими потрохами. Он произнес короткую молитву, обращенную к богу морей, и, опустив цепь с крюком и приманкой за борт, стал понемногу разматывать прочную шелковую бечеву. Наживка скрылась под водой. Чуть позади того места, где сейчас находился Вангу, из моря под углом к поверхности выпирал один из утесов островка Шабинг; при взгляде на скалу в голову невольно приходила мысль о том, что этому утесу известно все, что происходит в водной пучине, — настолько строгим и непроницаемым казался этот каменный часовой моря.

…Ближе к полудню у Тейджи наконец отошли воды. Шакун, накладывая на лоб Тейджи холодное влажное полотенце, с изумлением смотрела на слегка розоватую жидкость, изливающуюся изнутри. Повивальные бабки велели Шакун заменить мат в углублении, на который положат ребенка, а испачканный отнести к костру и сжечь. Когда тоненькая девочка метнула влажный мат в вихрящееся пламя, мужчины, сидящие вокруг костра, разом издали громкий крик радости — это значило, что Тейджи вот–вот разродится. Огонь охватил солому, но Шакун не стала дожидаться, пока мат сгорит, а поспешила прочь от костра, поскольку несколько мужчин, пьяно улыбаясь, уже уставились на нее сальными глазами. Она вошла в родильную палатку как раз в тот момент, когда старая Тал просунула руку промеж ног Тейджи, проверяя величину просвета. Вынув руку, старуха нахмурилась и, посмотрев на остальных повитух, покачала головой:

— Даже и на палец не расширилась.

Шакун почувствовала в груди холодный укол страха, поскольку то, что сказала старуха, было плохим известием — так по крайней мере она считала. А Тейджи, заходясь в крике, не слышала этих слов, а продолжала стонать и вопить все громче и громче.

…Тццц! — бечевка зашуршала — кто–то из подводных обитателей польстился на наживку и заглотил крючок,— а затем стала быстро разматываться.

— Ага! — радостно закричал Вангу. — Ну теперь–то ты попалась! — Он потянулся к бечевке, ухватился за нее и вскрикнул от боли — тонкая бечева обожгла ладони, разматываясь с бешеной скоростью. Перегнувшись за борт, он окунул руки в соленую воду Джингарианского моря; боль стала острее, но затем успокоилась.

Склонившись над водой, рыбак смотрел, как леска пропадает в глубине, а затем — танг! — раздался резкий звук, похожий на сухой, упругий щелчок, — это узел, которым бечева была закреплена на кормовом шпангоуте, воспринял нагрузку, но выдержал. А затем существо, заглотившее наживку, принялось таскать лодку из стороны в сторону по поверхности моря; вода вокруг суденышка кипела, пенилась и перехлестывала через борт.

Глаза Вангу расширились от ужаса.

— Что я поймал? — закричал он, обращаясь к морю. — Или что поймало меня?

…Солнце поднималось все выше и выше, перевалило через зенит и покатилось на запад — самый длинный день начал медленно угасать. А в родильной палатке несчастная Шакун закрыла глаза и зажала руками уши, чтобы не видеть и не слышать страданий Тейджи, однако это было бесполезно.

Повитухи с тревогой посмотрели друг на друга: молодой жене предстояли сухие роды, и никакого изменения в ее состоянии не наблюдалось — ребенок не спешил выйти на свет.

Они в очередной раз посадили Тейджи на родильный табурет, и старуха Тал, приникнув ухом к ее животу, стала слушать, несмотря на пронзительные крики, издаваемые несчастной роженицей. Она приложила к животу руки и, слегка надавив на ту область, где находился плод, стала совершать осторожные подталкивающие движения; несчастная Тейджи кричала все громче.