Дуглас Брайан: Аквилонский странник

Неожиданно она различила голос, который звучал яснее всех. Голос мужчины, сильный' и уверенный. Он называл ее «дочерью» и просил быть твердой.

– Дочь, дочь, – повторял он, – дочь, дочь…

И тогда она поняла, кто к ней обращается. – Я здесь, отец! – пронзительно закричала она.

– Не соглашайся с ними! – разобрала она призыв отца. – Не иди к ним! Будь тверда, дочь, будь тверда!

– Я не пойду к ним, – сказала Гаусина. – Я пойду за тобой.

– Я мертвец, – отозвался муж ее матери, – твоя мать убила меня.

– Иди ко мне, – умоляла Гаусина, не замечая, как слезы стекают по ее лицу, – иди в мои объятия, отец, я успокою тебя, я предам тебя земле, если ты мертв, я устрою твою старость, если ты жив…

– Я мертв и молод, мне не нужны твои объятия, и у меня не будет старости, – шелестел голос, постепенно отдаляясь.

И все стихло. Ветер улегся, запахи исчезли.

Гаусина вышла вперед, властно вмешиваясь в битву. Взмах королевского меча задел ее и обрубил прядь ее волос – таким острым был клинок.

Гаусина закричала:

– Отдайте мне отца и уходите! Громовой хохот был ей ответом.

– Забирайте мою мать! Забирайте моих братьев! – кричала девушка. – Я отдаю их тебе, король атлантов! Но взамен я желаю забрать моего отца!

Битва остановилась. Конан опустил меч, тяжело переводя дыхание. Он ни на мгновение не верил, что мертвый король, предводитель Дикой Охоты, согласится пойти на уступки. Но киммериец был благодарен Гаусине за то, что она позволила ему передохнуть: бой сразу с четырьмя практически неуязвимыми противниками измотал даже варвара.

– Зачем тебе отец? – гремел голос короля. – Он давно умер!

– Не твое дело! – дерзко отвечала Гаусина. – Мне нужен отец, пусть даже и мертвый, а ты бери себе четверых.

– Я возьму тебя! – сказал король, низко наклоняясь к девушке с седла.

Совсем близко она увидела его лицо: безносое, с широкой щелью беззубого рта, с провалами глазниц, где пылало адское пламя. Как завороженная уставилась Гаусина в эти глазницы и уже различала на дне их копошащихся демонов со смеющимися образинами…

– Нет! – взревел Конан, бросаясь к королю и нанося ему в прыжке мощный удар.

Прямой киммерийский меч обрушился на шейные позвонки мертвеца и перерубил их. Голова с короной отлетела с шеи и покатилась по земле, оставляя за собой пылающий след.

По войску пронесся протяжный стон. Он длился невыносимо долго, медленно нарастая и становясь в конце концов оглушительным. Казалось, от боли кричит вокруг все: земля, деревья, живые и мертвые существа, что прячутся в этой бесконечной ночи. Из миров, скрытых толщей времени и забвения, долетали рыдания тысяч голосов.

Гаусина упала на землю, закрывая уши ладонями. Сквозь ее пальцы струилась кровь.

Конан стоял неподвижно, оскалив зубы. Звук оглушал его, от воя цепенели пальцы, но все же киммериец не сдавался. Он не намерен был идти на поводу у черной магии мертвецов.

Безголовое тело тщетно хватало воздух вокруг себя, стискивая пустоту костлявыми пальцами. Голова откатилась на обочину дороги и там замерла. Теперь она лежала прямо на земле, как будто выпав из неземного пространства в самое обычное, где обитают теперешние люди.

Один за другим начали исчезать в темноте призрачные воины. Войско редело и становилось все менее многочисленным. Конан видел, как задрожало и распалось на части тело одного из братьев Гаусины, как смазалось и растворилось во мраке тело женщины, и как сам король неловко рушится с коня. Кости еще некоторое время сохраняли прежнюю форму человеческого скелета, а после стали отваливаться и они. Заржав и поднявшись на дыбы, черный конь избавился от всадника, которого носил на себе столько лет, и взвился в воздух. Мгновение – и эта тень исчезла на фоне звездного неба.

Гаусина больше не стонала – она неподвижно лежала на дороге. Возле нее на корточках сидел Пустынный Кода. Гном растерянно поводил глазами и уши на его голове слегка шевелились, как будто их раздувало ветром.

Конан смотрел на Дикую Охоту, которая уходила без добычи – впервые за долгие века. Теперь в воздухе отчетливо пахло болотом и гнилью. Снова поднялся ветер – самый обычный, и в лесу возобновилась обыкновенная ночная жизнь: вечное шуршание, слабый отдаленный писк, крик ночной хищной птицы, потрескивание сучьев.

Кода бормотал, обращаясь к девушке:

– Все ведь закончилось – вставай, а? Ну все ведь уже стало хорошо – ты не умирай, ладно? Конан их прогнал, Гаусина, можешь не сомневаться…