Дуглас Брайан - Кхитайская Печатка

Конан эту женщину заметил сразу.

Во-первых, она путешествовала одна. В Вендии такое встретишь нечасто. Разумеется, у нее имелись слуги: какие-нибудь конюхи, носильщики паланкинов, личные повара и все такое – все, что полагается знатной госпоже, которая зачем-то отправилась в путь. Все эти люди «не считались». Кто они такие, в конце концов, чтобы обращать на них внимание? Просто «говорящие предметы обстановки». Одного можно заменить другим, и никто не заметит разницы.

Она путешествовала одна в том смысле, что при ней не было спутника-мужчины, равного ей по положению. Ни отца, ни мужа, ни брата, ни опекуна.

Закутанная в плотное темно-зеленое покрывало с золотым волнообразным узором, она вошла в придорожную таверну как раз в тот момент, когда Конан расправился с первым кувшином вина и потребовал второй. При виде этой фигуры, угадывавшейся под тканью, киммериец отставил кувшин и уселся поудобнее, желая понаблюдать за женщиной.

Наверное, это было невежливо. То есть, это наверняка было верхом нахальства – развалиться на скамье, заложив руки за голову, и уставиться на вошедшую откровенным, раздевающим взглядом. Но, в конце концов, рассудил про себя Конан, они не в королевском дворце и не при королевском дворе, поэтому некоторые правила «цивилизованных людей» здесь могут быть отменены. Придорожные таверны принадлежат таким, как он, Конан-варвар, а если разным странствующим без спутников красоткам это не по нраву – что ж, никто не заставлял их отправляться в дорогу.

Завершив это раздумье вполне логичным и удовлетворительным выводом, Конан преспокойно взялся за кувшин и налил себе в кружку. Обглоданные кости лежали рядом с ним на блюде – варвар только что неплохо закусил бараньей ляжкой и теперь отдыхал. Деньги у него водились. Может быть, это были не вполне его собственные деньги, но владелец их остался далеко и вряд ли смог бы заявить претензии на туго набитый кошелек, расшитый бисером и золотыми бусинами.

Что касается Конана, то он давно забыл об этом неудачнике. По правде говоря, они даже знакомы не были. Так, случайная встреча в толпе. Такими делами Конан промышлял время от времени, когда подворачивался случай.

Тем временем закутанная в покрывало женщина уселась за дальний столик у стены. Конан оценил плавный изгиб ее бедер, изящество жеста белой руки, которым она подозвала к себе хозяина. Тот подбежал очень быстро и наклонился над ее плечом – воплощенная услужливость. Она что-то проговорила тихим голосом, и хозяин, кивнув, тотчас поскакал выполнять заказ.

«Интересно, что она потребовала? – лениво гадал Конан, прихлебывая из кружки. – Наверняка какой-нибудь нектар для деликатного горлышка. Сладеньких маленьких пирожных с фруктовым кремом, которые так любят здешние женщины».

Тут ему в голову пришло воспоминание о некоторых из здешних женщин. В Вендии Конан был недавно, но знакомство с прекрасным полом свести успел. Несколько минут Конан предавался грезам. Затем он снова обратил взор в сторону незнакомки.

Хозяин уже принес ей заказ. Вовсе не маленькие сладкие пирожные, как предполагал Конан, и отнюдь не нектар в узеньком кувшинчике. На подносе стояла кружка, полная густого темно-красного вина, и в глиняной плошке – копченый свиной пятачок с печеными фруктами. Это насмешило Копана и вместе с тем заинтересовало его. Либо красавица очень уверена в себе, если заказывает такое (и в таких количествах!), либо она – женщина-воин, либо…

«Либо она вовсе не красавица, и ей нечего опасаться назойливых ухажеров, которые, конечно, не преминут воспользоваться ее несколько расслабленным состоянием, – подытожил про себя Конан. – Потому что проглотив такое количество горячительного напитка, она, несомненно, почувствует себя довольно свободной. Да, свободной. От уз этой их так называемой цивилизации».

Он хмыкнул себе под нос, но тут же подавился смешком. Женщина поблагодарила хозяина кивком головы, придвинула к себе поднос и слегка отвела от лица покрывало.

Взору любопытного варвара предстало ее лицо. Зрелище оказалось настолько неожиданным, что Конан облился вином – кружка сама собою подпрыгнула у него в руке. Пока он, ругаясь, обтирался ладонью, женщина, по-видимому, совершенно невозмутимая, приступила к трапезе.

У нее оказались ослепительные светлые волосы, заплетенные в тугую прическу. Сначала Конан подумал было, что красотка носит на голове золотую сетку – так поступают некоторые вендийские модницы – но нет, светились именно волосы. И глаза тоже оказались светлыми. Вендийки темноглазы – о влажном блеске их очей, подобных ночи, немало написано стихотворных строф. Даже Конан слышал одну-две от подвыпивших поэтов, забредавших в таверны и зарабатывавших себе на выпивку сочинительством и чтением стихов. А эта – зеленоглазая. И кожа у нее белая, как атлас. В Бритунии такая девушка не вызвала бы особого интереса. Впрочем, она была довольно хороша собой. И все-таки, ничего выдающегося в ее красоте не было.