Русс: Мир, который проснулся.

— Подерешься. — Я буркнул себе под нос извиняющимся голосом. — Тут непонятно, чего я больше хочу — переспать с тобой, или сожрать. Держись пока сзади, мне так легче.

Стараясь не оглядываться, я пополз вперед. Чтобы не отвлекаться на Женю пришлось сделать небольшой крюк, изрядно отдалившись. Хотя, оно и к лучшему, порознь — больше шансов. Тем более, что ее навыки все же пасуют перед свойствами чешуи. Хамелеон — это хамелеон.

Напрягая чувства, мы крались вперед. И несмотря на все старания, чуть не проворонили нужную поляну. Затянутая мраком, она практически сливалась с окружающей местностью. Марево отодвигало любой взгляд. Приходилось прилагать усилия, чтобы смотреть в нужную сторону. А там было на что посмотреть: перепаханное, вздыбленное поле двадцать на двадцать метров словно замерло в стоп-кадре. Ни единого звука не доносилось с той стороны. Взгляд зацепился за женскую фигуру буквально чудом. Я среагировал на движение — женщина слегка покачивалась в такт одной ей слышимой музыки. И вместе с ней, отталкивая наше внимание, двигалась огромная воронка.

Магичка стояла в центре темного вихря, ее воздетые руки сжимались в кулачки. Растрепанные волосы вздымались ветром, хотя кожей я не ощущал ни дуновения. Напряженное лицо и кровь из прокушенной губы создавали четкое впечатление, что женщина ворочает тяжеленные глыбы. Василек сказала — ее зовут Эльвира. Колдунья была покрыта кровавыми разводами. При этом открытых ран я не видел, жидкость выделялась порами. Тишина и воронка танцующего в такт ее движениям торнадо — жутковатая картинка.

— Ни хрена себе. — Тихонько ахнула за моей спиной Женя. — Я предполагала, что нам хана, но не до такой же степени.

— Что она творит? Ничего не вижу. — Это была правда, я тщетно пытался разобраться в происходящем. Пасовало даже магическое зрение.

— Она и не колдует — целиком ушла в сеть. Сука! Ковыряет настройки. Понятия не имею, что она творит.

— Бред, как это не колдует? А смерч?

— Телохранитель. Дрянь из кинотеатра.

После этих слов у меня что-то оборвалось внутри. С нашей последней встречи эта мерзость разрослась вдвое. В движении она выглядела еще страшней. Можно даже не пытаться справиться с ней вдвоем — никаких шансов.

— Есть шанс. — Я опять начал размышлять вслух, и Василек ответила на мои мысли. — Видишь куколки?

Я обыскал взглядом поляну и наткнулся на два десятка шаров. Облепленные прахом, они выделялись еще более темным цветом. Немудрено, что я их не заметил в первый раз. Я и смерч то засек только потому, что эта махина двигалась.

— Вижу.

— Там внутри — наши. Отсекла их и работает, а поодиночке — без шансов. Вон — ошметки валяются, кто-то прорывался. Она даже защиту не взламывает. Знает, что время ее поджимает. Не успеет — ей крышка. — Женя сглотнула. — Только успеет, нутром чую.

— Надо увести вихрь. Вдвоем он нас раскатает. Не будет вихря — или она отвлечется или наших выковыряем.

— Я отвлеку, а ты…

— Нет. — Я оборвал Женькины рассуждения. Повернув голову, я с удовольствием наблюдал за изменившимся выражением ее лица. — Все наоборот. Я — отвлекаю, ты — взламываешь. Я быстрее, ты опытней — шансов больше.

Мы оба понимали, что выжить в гонке с торнадо практически невозможно. Я видел, с какой скоростью двигается эта хреновина. Только у оборотня есть мизерный шанс на спасение. Никакой опыт здесь не поможет — надо просто нестись сломя голову. Несколько долгих секунд Василек смотрела мне в глаза, пока наконец не кивнула:

— Спасибо. Три минуты. Максимум. И возвращайся. Я достану наших и вломим ей.

— Выживу — сочтемся. Посоветуешь что-нибудь?

Женя пожала плечами:

— Не споткнись.

Я с трудом подавил желание ее куснуть. Против воли морда ящера ощерилась дебильной улыбкой. Буркнув что-то в ответ, я медленно пополз на поляну. Чем ближе, тем массивней становилась воронка, тем страшней было двигаться вперед. В какой-то момент я просто замер и не мог шевелиться, бросив все силы на борьбу со страхом. Медленное передвижение только провоцировало ужас, и тело отказывалось повиноваться. Наверное, это меня и спасло. Зачем мне вообще туда ползти? Позднее, я поражался своему идиотизму, но в тот момент, решение показалось единственно верным.

Мой рев — едкое варево из бешенства и страха, буквально взорвал поляну. Я вложил в него всю свою нерешительность, все страхи и тревоги. Закрыв глаза, я весь отдался этому чувству — освободился от сомнений, выплеснув их наружу. Волна покатилась вперед и ударила в воронку. Меня не учили плести заклятья, но звериные чувства оказались не хуже. Смерч ощутимо дернуло.