Валерий Иващенко - Золотой Лис. 1-2 часть

Недолгий путь вывел обоих нелепо спотыкающихся и ковыляющих путников в истомлённое полднем поле. А там быстрый переход по шуршащему разнотравью — и вот настороженно шуршащая священная роща уже приняла парочку под свои тенистые своды.

Парень огляделся, прислушался и даже чуть обострил своё восприятие, как научился делать, жадно подглядывая из-за угла за неосторожно проделывавшими то поблизости патентованными волшебниками. А затем его ладони протянулись к голове настороженно застывшей спутницы и принялись безжалостно обдирать с неё нехитрую, но оказавшуюся столь действенной маскировку.

Первыми наружу вырвались роскошные золотистые локоны короткой причёски, равно удобной в обиходе и в деле. Да уж, по одному только этому можно запросто отличить перворождённую от человеческой женщины — Ридд против воли замедлил свои действия, нежно и бездумно пропуская меж пальцев этот нежнейший и драгоценнейший шёлк. Но потом лишь качнул головой, удивляясь несвоевременности своих мыслей, и вернулся к прерванному занятию.

Следом наружу попалось вполне человеческих пропорций женское ухо. Не иначе, как эльфские хирурги и целители расстарались — для маскировки. Дальше пошло уже куда легче, и вскоре из-под последних слоёв ткани раздалось сердитое отфыркивание и даже шипение.

— Чуть не задохнулась… на себя-то погляди, уродец!

Вид прелестной даже в таком виде эльфийки, пускавшей из зелёных глаз искры на манер крепко рассерженной породистой кошки, настолько контрастировал с весьма нелюбезным голосом и словами, что Ридд усмехнулся и легкомысленно пообещал себе в уплату за созерцание такой красоты некоторое время потерпеть выходки и словесные шпильки этой девицы.

Впрочем, она и в самом деле выглядела просто потрясающе — и отчего-то именно на человеческий лад. Но первое, что сделала эта златокудрая фурия — отвесила тихо млеющему Ридду такую оплеуху, что тот мог точно сосчитать количество так и замельтешивших перед глазами пчёл. Но словно не удовольствуясь этим, эльфийка довольно грамотно сделала обманный финт с подсечкой — и уже вовсе не малость удивляющийся парень обнаружил себя благополучно улетающим в кусты и теряющим по пути своё снаряжение.

— Ыых! — страдальчески выдохнул он, когда прямо на грудь прыгнула ловкая девица.

А вот дальше у неё не получилось ничего. Вернее, совсем ничего. Опрометчиво ухватившись за рукоять кинжала, сиротливо и бесцельно болтавшегося на поясе парня, эльфийка вдруг переменилась в лице и с визгом взлетела с Ридда ещё быстрее, чем перед тем и напрыгнула. Потому что шипение и недовольство зачарованного клинка, трудолюбиво обжёгшего осмелившуюся ухватить его ладонь, куда более походило на звуки, издаваемые гадюкой, находящейся в весьма дурном расположении духа.

В другое время стоило бы посмеяться вдоволь, наблюдая как девица с придушенным воем металась по опушке рощи, то и дело натыкаясь на деревья и сшибая ветви — но Ридд не понаслышке знал, каково оно, ухватиться за чужой клинок. Над ним однажды так старшие братцы подшутили, долго потом мёдом и пенкой с варенья откупались…

— Да не дёргайся, балда! — он без лишних разговоров сграбастал метавшуюся эльфийку за шкирку и для вящей убедительности даже приложил по златоволосой макушке кулаком.

О, подействовало — строптивая девица как-то смешно и по-детски икнула и обмякла. Но упасть на мягкую лесную подстилку Ридд ей не дал. Мгновенно взвалив ношу на плечо, он рысцой припустил в сторону ручья. И через несколько секунд на зарёванные и искажённые болью щёчки выплыла блаженная, ещё несмелая улыбка.

— Ох-х… спасибо, hanu, — кое-как простонала эльфийка, слабо бултыхая обожжённой ладонью в холодной и тихо журчащей воде.

А Ридд мягко поддерживал безвольно и доверчиво обмякшее тело и, недоверчиво прислушиваясь к себе, думал о том, что ради свидания с такой вот отпадной девчонкой наплевал бы на очень и очень многие запреты.

— Потерпи чуть, — он порылся в многочисленных, пришитых изнутри к плащу карманах и выудил пузырёк с мазью, мимоходом удивляясь, что тут ещё ничего не побилось.

Он даже не возразил, когда присмиревшая девица сначала принюхалась к содержимому, прежде чем позволить намазать свою покрасневшую и до сих пор наверняка просто горевшую ладонь. А вот так оно, за чужой клинок хвататься-то. Что характерно, от такового не защищает даже рукавица — оружие всегда крепко помнит своего хозяина. И надо крепко кое-чем оглушить своё восприятие, чтобы приручить клинок к новому владельцу. Либо особыми зельями, сильно притупляющими боль, либо просто чудовищным количеством крепкого вина…